Комиссар… Ты меня слышишь?..
– Да-да… Георгий Львович…
– Ленкомната и политработа на объектах должна быть на высоте!.. А с неё, Борисыч… ой как легко упасть… Куда?! Невдомёк?!
– Вниз… – туманно размышляя, ответил я.
– Правильно, Александэр! В сортир!.. Ну всё, комиссар… Отбой… Устал я в нервотрёпке ноне с этими дебилами-шинкарями… Ещё предстоит тщательно разбираться… Но уже ясно! Нити к Шубе с Поденычем ведут!.. И как же мне их тебе оставлять?! Не-ет! На другой объект их надо! Траншею рыть!..
– А как же Ленкомната?.. – чуть не вскрикнул я, досадуя. Но, выдержав прилив эмоций, высказался по этому поводу с ментальным спокойствием…
– Ладно, комиссар, отбой!.. Оставлю их тебе… Но отвечаешь за них головой!.. Если что – всех троих сгною в болотных окопах!..
В пять часов утра меня разбудил дневальный, и я направился в умывальную комнату. Тщательнейшим образом помылся по пояс в холодной воде (горячая раз в неделю, в солдатской бане). До синеты побрился универсальным лезвием «Спутник», которым затачивали карандаши, подтирали чернила на бумаге, подрезали швы и нитки в портняжных и обувных ремонтах… «Подколенкорил» усы и причесался с использованием детского крема, чтобы уложить ёжиковую причёску и придать ей блеск пыжика… «Зашипровался» одеколоном с головы до ног…
«Поручик Бобриков готов!..» – весело, но вполголоса проговорил я зеркальцу, разглядывая себя, милейшего… Зашёл в старшинскую каптёрку. Бубенцов крепко спал. Тихо, «на мягких лапах», достал из шкафа «парадку» и направился с ней переодеваться в сушилку, где висело большое облезлое загадочно-старинное зеркало, которое своим отражением искажённого света и деформаций шептало: «Ты – неряха-разгрязняха… рас-чу-чело-чума-воз…» За кривду серебрённому правдолюбу обидчивой каверзой исподтишка доставалось. Неоднократно оно было оплёвано и покорябано, отбито по сторонам и углам. Другим оно инфраволнами напевало мотивчик солдатской песни: «…Не плачь, девчонка… пройдут дожди… Твой Трус вернётся… Ты только жди…» И вновь получало «оглядочную» царапину…
Когда я полностью переоделся и крутанулся перед ним, слегка скрипнув новенькими блестящими ботинками, зеркало одобрительно пустило зайчик солнечного света, проникшего чудеснейшим образом через оконную покраску стекла: «Вперёд, Сашок! Но пасаран!..» Как кремлёвский караульный, торжественно выпятив подбородок, я отдал зеркалу козырьковое чествование и вышел из комнаты. Дежурный с дневальными суетился, будя ото сна «комсостав» роты… В шесть ноль-ноль гвалт-команда: «Ро-та-а! Подъё-ом!!!»
«Значит, уже без десяти шесть утра по времени…» – прикинул я, выходя из казармы. Наручных часов у меня не было. Тайно испарились ещё на пересыльном…
Без опроса: «Кто такая?.. Куда шагом идёшь?..» – прошёл через КПП части.
Туркменский наряд «слядко-урючно спалё…».
Вспомнил,
