тащилась Даша.
И ведь даже нельзя сказать, что Аксенова была классической «плохой девчонкой», а Оксана – «отличницей».
Даша, кстати, почти не пила. Ну, позавчера уделалась, но это случалось не чаще трех раз в год. Она берегла внешность и здоровье. Сходила с ума она «всухую».
А Оксана, наоборот, могла напиться и зависнуть где-нибудь в «Маккое», а раньше – в «Голодной утке».
Оксана всю жизнь считала себя революционеркой – после того как отказалась поступать в медицинский, несмотря на мольбы и угрозы родителей, и пошла на журналистику. Она слушала «Мерилин Менсон», носила рваные джинсы задолго до того, как те вошли в моду и мечтала писать прогрессивные эссе в «Эсквайр».
Но сейчас суть была в том, что полотенце оказалось не очень большим – Даша не любила махровые простыни, – крепко облегало бедра и не оставляло сомнений в том, что у Захара потрясающее тело.
– Я переоденусь, – он поставил на стол чашку кофе и подвинул ее к Оксане.
Та отмахнулась. С утра она кофе не пила. А пила зеленый чай, завтракала и лишь после полудня варила себе капучино.
Даша, наоборот, с утра (с двенадцати до часу) на еду смотреть не могла, зеленый чай вообще считала пойлом и где-то час растормаживалась, попивая кофе и покуривая сигареты.
А потом уже сразу обедала.
Захар так и не переоделся, благородно оставив возможность любоваться на его мускулистые икры.
– Захар, а ты правда юрист? – спросила Оксана.
– О да! – кивнул он. – Это трагедия моей жизни.
– Почему это? – удивилась она.
– Компромисс между желанием моих родителей видеть меня биологом или психиатором.
– Почему биологом? Или психиатором?
– Ну, когда мне было тринадцать, мама ударилась в православие и решила, что биолог – вполне богоугодное занятие, а отец как правоверный еврей мечтал, чтобы у сына была надежная профессия.
– А как твоя православная мать уживалась с иудеем?
– Прекрасно! – Он ухмыльнулся, обнажив замечательные белые клыки. – Отрывались они на мне.
Беседа только завязалась, но Захару уже надо было бежать. Оксана проводила его до ворот и с тоской смотрела вслед его «Ауди-4», поднимающей столбы пыли.
Достаточно было хотя бы говорить с ним.
Н-да…
Вранье.
Недостаточно.
Ей хотелось кинуться на него и изнасиловать, пока он не успел понять, в чем, собственно, дело.
Прямо как в юности. Плакат Элвиса – стройного и неотразимого. Девичьи слезы. Хорошо хоть бог миловал и она не зафанатела каким-нибудь Димой Маликовым или группой «Take That».
Глава 4
– Захар уехал? – спросила Даша, едва показавшись на кухне.
– Да.
– Ну, как он тебе? – Даша допила кофе из его кружки и намазала белый хлеб красной икрой.
– В смысле? – насторожилась Оксана.
