носом и виновато кивает.
– Уговорить не мог… – тихо хихикает кто-то из отрядников.
– Но, – продолжает Медведь, это ещё не всё! Затем, на окраине села… – это что ж, она с тобой, дура, дальше поехала? На окраине села… предложил потерпевшей вновь совершить половой акт в извращённой форме. От чего она, естественно, отказалась! – с удовлетворением заключает начальник колонии, и закрывает личное дело.
– Приговорён к семи годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии усиленного режима, – объявляет Медведь. – Но! – обращает он взор на осужденного, – при условии хорошего поведения и добросовестной работы через пять лет мы можем направить вас, Житписбаев, на стройки народного хозяйства или в колонию-поселение. Ясно?
Зек опять обречённо склоняет голову.
– По профессии шофёр? – подключается к разговору директор производства подполковник Зубов.
Осужденный – сама скромность и раскаяние, снова кивает.
– И права есть? Дома? Пусть пришлют. Автомобиль мы сейчас тебе не доверим. Будешь пока водить тачку на кирпичном заводе. А там посмотрим. Как он себя ведёт? – обращается Медведь к «активисту» Лебедеву.
– Нормально, гражданин начальник, – вскакивая с лавки, докладывает тот. – От работы не отказывается, в блатные не лезет.
– Как, Житписбаев, работать будешь? Искупать, так сказать, добросовестным трудом вину перед обществом и Гульнарой? – допытывается начальник колонии у заключённого.
– Буду, – обещает Житписбаев. – Мой фотка в совхозе на доске почёта висел…
– Прекрасный парень! – заключает Медведь. – Побольше бы нам таких. А то присылают ништяков беспонтовых – ни украсть, ни покараулить… К тебе, Борисенко, в шестой отряд.
Начальник отряда капитан Борисенко с видимым удовольствием записывает фамилию новичка в блокнот. «Мужики-пахари» любому отрядному ох как нужны!
– Следующий… Иванов! – начальник колонии берёт очередную папку, читает: – Младший сержант Иванов… самовольно оставил расположение войсковой части… четыре года лишения свободы.
Иванов, остроносый белобрысый паренёк, встаёт.
– Из армии убежал? – спрашивает подполковник.
– Убежал, – соглашается Иванов.
– У нас за побег – пуля!
Иванов понимающе кивает.
Слово берёт начальник оперчасти, на зоновском жаргоне «кумотдела», – капитан Александров:
– Владимир Андреевич, Иванов по личному делу проходит как склонный к побегу.
Медведь задумчиво смотрит на жирную полосу, проведённую красным карандашом по диагонали обложки личного дела – так ещё в спецчасти СИЗО помечают потенциальных «побегушников».
– Ничего, – машет рукой начальник колонии, – куда он от нас побежит? Обратно в армию?
