приятно будет, что вы видели ее такой худой, бледной и изможденной? Она же крови потеряла много. Вот оба поправитесь – и милуйтесь, сколько вам влезет. – Она посмотрела на большие золотые часы, похожие на те, которые мы взяли в трофей у бандитов, только более плоские. – Скоро вас покормят завтраком и обмоют. А пока лежите. Завтра вам наденут воротник, и вы сможете осторожно ограниченно двигаться. Руки и ноги тогда отвяжем, если дадите честное слово, что не будете делать глупостей. Лучше спите, сон – хорошее лекарство в вашем случае. Не все же на вас паучий яд изводить. Он дорогой и редкий.
– Так это от него меня так плющит и колбасит? – сказал с обвинением в сторону медиков. – Или от какой другой наркоты, на которую меня тут подсадили?
– Не поняла? – переспросила доктор.
Видимо, свою фразу я в волнении сказал по-русски. Пришлось перевести, хотя перевод вышел довольно-таки корявым. Даже расширить формулировки нужно было раз так в восемь. Нет в английском языке емкости и образности русских определений.
– Не могли бы вы рассказать нам об этом подробней? – внимательно спросила доктор Балестерос.
– Легко.
– Лусиано, садитесь и берите блокнот, – приказала доктор, сама подтаскивая стул к моей кровати.
– Итак, доктор Волынски, расскажите нам поподробнее об этих своих галлюцинациях, – попросила доктор, закидывая ногу на ногу.
– Зовите меня просто Жора. А то наш диалог напоминает голливудский фильм «Шпионы, как мы».
– Спасибо. А меня тогда зовите просто Мария, – засмеялась доктор.
– Заметано, – улыбнулся я. – Как говорит моя жена Роза: «Из всех искусств для нас важнейшим является мексиканское кино».
– Все же нам лучше не терять времени и обсудить ваши галлюцинации, – вернул всех в рабочее состояние магистр Купер. – Они возникают у вас сразу после инъекции?
– Нет. Сразу после инъекции, если рассматривать в ее качестве легкое покалывание шеи…
Магистр Купер подтверждающе кивнул своим красивым лицом.
– Так вот. Сразу после укола наступала тьма. Я бы даже сказал абсолютная тьма. Вот только скорость погружения в нее была разной. А сама тьма всегда была одинаковой. Это то, что я успевал сознанием зацепить. А видения… Я бы не сказал, что они – галлюцинация. Это была реальность, «данная нам в ощущениях». Причем в ощущениях любого рода. И эти ощущения были четче и насыщенней нашей с вами реальности. Примерно как реальная натура и написанная с нее картина в стиле гиперреализма[31]. Я ясно излагаю?
– Да, да, – заверили меня медики дуэтом.
А доктор «Просто Мария» тут же поднесла к моему рту носик чайника – глотку сполоснуть, чтоб легче излагалось.
И действительно, излагаться стало легче.
– Давайте все же остановимся на термине «видения». Потому что в отличие от галлюцинаций имелось полное погружение в переживания и ощущения, даже запаховые, вкусовые и тактильные, и в то же время
Гиперреализм – (
