воняет потом так, что глаза щиплет. Правда, Мухомору это даже нравится, они свои отношения и не скрывают особо.
– Это Курицына что ли?
– Она самая. Окно приемной как раз на ворота и вход в архив выходит, так она от него не отлипает. Кто за кем пришел или приехал, кто кого встречает, во что одет и что в руках держит. Мразь… – выдохнула Федорова, видимо, чем-то эта вонючка ее сильно подвела.
– А вы не пробовали жаловаться? Написали бы коллективное письмо…
– А мы с этого начали, только попало оно в тот самый кабинет, где нашего бывшего директора мордовали. Ей дали его прочитать, а она нам после объяснила, что о нас думает, да в таких выражениях, что вспомнить стыдно. Мы потом стороной узнали, что она, Мухомор и. Курица в женской колонии работали, и был там страшный скандал года три назад, после которого их оттуда, да и вообще из органов, убрали якобы по состоянию здоровья. Но связи у них, видимо, какие-то сохранились, потому что чувствуют они себя очень вольготно.
– В смысле? – не поняла я.
– А в том самом смысле, что раньше получить разрешение на работу с архивными документами было достаточно сложно, а сейчас с их легкой руки там проходной двор. Придут, заглянут к ней, пошушукаются – и пожалуйста. А когда дела возвращают, там то одного, то другого документа нет. Мы ей об этом сказали, а она нам: вы сами этими документами и торгуете. Вот и все.
– Да уж, – протянула я. – Ничего себе история.
– Скажите, Елена Васильевна, а Ирочка – это такая девочка милая, сероглазенькая?
– Да, Анна Ильинична, а что? – насторожилась я.
– Понимаете, склонности у Костровой несколько… – она замялась, – нестандартные для женщины.
– То есть? – я похолодела.
– То и есть. Любит она к себе в кабинет молодых женщин приглашать. Но, правда, только тех, кому уже восемнадцать исполнилось, – Федорова передернулась от отвращения. – Для дружеской беседы якобы, – с издевкой добавила она. – Они потом плакали и рассказывали, что она их то по голове погладит, то по попке, то по груди и смотрит при этом масляными глазами. Видимо, подругу себе новую ищет, Курица ей, наверное, уже надоела.
Раньше-то они то и дело целовались и мурлыкали, а последнее время что-то охладели друг к другу.
– Так что? – удивилась я. – Эта многостаночница и с ней, и с Мухомором?
– Действительно, правильно вы ее назвали, именно многостаночница, потому что во весь голос еще и о своей необыкновенной любви к мужу кричит.
– Интересно, а он догадывается о такой многогранной деятельности своей жены?
– Нет, конечно. Видела я его как-то издалека, когда он за ней приезжал. Обыкновенный нормальный мужик, – пожала плечами Федорова.
– Ну, спасибо вам за рассказ, Анна Ильинична. Честно скажу, всего, чего угодно, я ожидала, но чтобы такое! Теперь буду думать, как оттуда Ирочку
