челкагалчонком
летит над лодчонкой,
качаясь.
Очами
лови это утро
над лодочкой утлой —
и с каждой минутой
душа твоя будет печальней.
Плечами
почувствуешь холод беды незнакомой
и вспомнишь, что дома
все птицы ночные кричали…
Ныряй!
Окунайся в запретную темень
обветренным телом,
рассветная дева.
Зеленый огонь обожжет твои ноги,
и брызги в тревоге
скользнут по щекам…
Кукушка, считай!
Считай все слезинки колдуньи умытой,
что в этот ручей
в свете ранних лучей
скатились по зелени трав перевитых
из детских очей…
Горячей! Горячей
огонь разгорается желто-зеленый,
зеленого меньше, но больше огня —
и слезы не гасят костер разожженный…
На площади
в городе
ведьму казнят.
Предзимье
Еще не снег, уже не дождь,
отхлынул осени кутеж —
предзимье.
Безвременье спустилось к нам
и хворый по утрам туман
в низины.
Не пропусти, не пропусти
дрожащей лампочки огонь,
когда неверною ногой
ступеньку ищешь.
Ах, зачерпнуть бы января,
чтоб снег летел с календаря,
густой и пышный.
Но утешенье есть и в том:
когда уже предзимним льдом
накрыты лужи,
поднять повыше воротник,
пусть ветер мчит на вороных —
не выдуть душу.
Полутона предзимних чувств,
ограбленный рябины куст
и бывших листьев слабый хруст —
все это с вами.
Бог с ним, с безвременьем таким,
в себе мы время сохраним —
а там уже и снег повалит.
«Посольство севера, старинная зима…»
Посольство севера, старинная зима
опять неспешно по Руси шагает,
к медлительности дум располагает —
приволье для ленивого ума.
Густая ночь так медленно течет
среди деревьев, городов и судеб,
что кажется, предела ей не будет,
и времени еще невпроворот.
И можно, никуда не торопясь,
подслушав музыку в одышке самовара,
искать судьбы неведомую связь
с туманной вязью гаснущего пара.
И быть счастливым в медленном тепле
хотя бы потому, что до рассвета
так далеко и – добрая примета —
веселый чай вскипает на столе.
«Разгулялся январь снегопадом…»
Разгулялся январь снегопадом,
Белой шалью укутал меня…
И пускай никого нету рядом —
Я не стану на долю пенять.
Пусть погасло на пальце колечко
И оборван былой
