разевая рты,
И в них замедленная морось
Сквозь облаков глухую прорезь,
Дрожа, сочится с высоты.
И нет конца. Ноябрь всё длится.
Всё те же разговоры, лица
На протяженьи долгих лет.
Как лужа тёмная, зияет
Вселенная, как бы зевает,
Заглатывая белый свет.
2006
«В этом веке я так же случаен …»
В этом веке я так же случаен,
Как в египетских «тёмных веках»,
Бедный житель стандартных окраин —
Вся судьба на тетрадных листках.
А кругом – злая схватка империй,
Подавленье души и ума.
И народ, потерявший критерий,
Позабывший, где свет и где тьма.
Ну да что ж?
Тёмный ельник разлапист,
Сыпет осень свою желтизну,
Как тропинка уводит анапест
В даль, таинственность и глубину.
1979
«Воронку в небе просверлив …»
Воронку в небе просверлив,
Выглядывает шар лохматый
И видит медленный залив,
Прибоя слушает раскаты.
Коснулись облаков края
Черты далёкой окоёма…
Но это то, что вижу я,
Но это то, что мне знакомо.
А взгляд небесный, вековой,
Беспамятный, вселенский, грозный
Сквозь облаков нависших слой —
Что видит он из дали звёздной?
2004
II
«Времён крутая соль …»
Времён крутая соль
На вкус мной ощутима,
Вхожу в чужую роль,
Не надобно мне грима.
Я глыбы на плечах
Под властью фараона
За голод и за страх
Таскал во время оно.
Я в готике и мгле,
Страшась видений ада,
Уже почти в петле
Твердил свои баллады.
Я у горы Машук
Знал в удали гусарской,
Что грудь пробьёт мне друг
Свинцом опалы царской.
Я в камерах глухих,
За проволкой колючей
Выращивал свой стих,
Быть может, самый лучший.
А нынче в шуме дня,
В насущном хлебе, в поте,
Не знают про меня
В людском водовороте.
Да мне о том ли речь
В страде моих событий?
Среди моих предтеч,
Когда умру, ищите.
1966
«Здесь брошенные лодки, валуны …»
Здесь брошенные лодки, валуны
И полусумрак пелены небесной,
И
