двойка на двойке, сидела за последней партой и молчала, в учебниках писателям носы и уши подрисовывала.
– Развивать её надо, – сетовала с досадой молодая учительница.
А как развивать, если ей всё неинтересно? В хоре петь Инночка не хотела, на танцы её не взяли, в художественный кружок тоже – простой домик с крышей нарисовать не могла.
«Ничего, – успокаивала себя Клара, нежно глядя на спящую дочку. Сердце её разрывалось от любви. – Ничего, зато хорошенькая, как куколка. Я тебя замуж удачно выдам, за приличного человека, не голодранца. Я тебе судьбу устрою, через себя перекинусь, а устрою. Только на тебя, моя красавица, одна надежда. Не на этого же малахольного, что с него возьмёшь – одни убытки!» – И она кидала гневный взгляд в угол комнаты, где на раскладушке, выпростав худющую, в цыпках, голенастую ногу, с полуоткрытым ртом, спал её нелюбимый сын. Потом, вздыхая, Клара нежно целовала спящую дочь.
На следующее лето Клара приехала на дачу с матерью и Инной. Для Алика удалось выхлопотать путёвку в лагерь на Азовском море. Всё повторялось чётко по сценарию – Фаина бестолково возилась в огороде, с гордостью демонстрируя соседям то жалкий, бледно-жёлтый, с мизинец, хвостик морковки, то кривоватую свёклу размером с орех, то полведра такой же мелкой картошки.
– Своя! – при этом с гордостью объявляла она.
Клара вздыхала и безнадёжно махала рукой. Инна всё толстела, грызла то сухари, то печенье, так же сидела кулём на бревне за калиткой, молчала и смотрела на мир красивыми, с яркой синевой, незаинтересованными, туповатыми глазами. Клара в своём неизменном дачном «наряде» варила свои неизменные обеды, стояла подбоченясь на крыльце, нещадно ругая мать, сцепляясь с соседями, всех критикуя и нахваливая свою ненаглядную дочь. Об Алике она не вспоминала.
Он приехал в конце августа сам, на электричке, с маленьким старым коричневым чемоданчиком – встречать с юга Клара его не поехала. Был он загорелый, сильно вымахавший, голенастый и по-прежнему нелепый и угловатый.
– Явился, малахольный, – тепло приветствовала его мать.
Алик привёз всем подарки: пластмассовую, блестящую, с камушками, заколку для сестры, маленький пёстрый платочек для бабки и шкатулку из ракушек для матери. Мать повертела в руках шкатулку и бросила:
– Надо на такое говно деньги тратить!
Евгения Семёновна – свидетельница этой сцены – расстроилась до слёз и, когда муж уехал в Москву, с гневом выговорила Кларе. Та искренне удивилась:
– Что вы, Евгения Семёновна, да не обиделся он вовсе. Ну правда, что деньги на ерунду-то тратить! Они же у нас считаные!
– Господи, Клара, но вы же не понимаете элементарных вещей! Вы вроде неплохая женщина, сами столько страдали! Откуда же такая чёрствость по отношению к собственному ребёнку! Мальчик старался, деньги на мороженое не проел, а вы так – наотмашь. Это, конечно, не
