слово успели запикать. Но смысл, конечно, все поняли.
Я еще раз набрал такой важный для меня номер и слушал гудки как посланную с небес чудесную музыку. Надежда, как можешь успокоить ты напрасно!
Я уже не так злился на Иратова, лишь светлый образ Верушки будоражил мое воображение. Нет, она не нравилась мне в привычном смысле этого слова, у меня отсутствовало физическое влечение к ней, и, конечно, любовного чувства я не испытывал. Я просто боготворил сие отдельное создание Всевышнего, как можно боготворить истинные произведения искусства и восторгаться гениальными лаконичными математическими формулами, солнцем, в конце концов.
Я лег спать рано, отчаянно решившись открыть историю Иратова, к всеобщему интересу, где-то через месяц… Вот проснусь и расскажу…
Он чувствовал себя, но не знал, кто он. Ему было очень жарко, он пытался шевелиться, ползти, чтобы отыскать более прохладное место. Но жарко было во всей Вселенной. Он почти ничего не видел – так, мутные очертания чего-то, словно пленочкой глаза были закрыты, как у птенчика. Крошечное личико бледно-розового окраса выражало нестерпимое страдание, а на лобике выступили крошечные капли пота.
Кто я? – просыпалось сознание. Но сонное и перегретое, оно никак не отзывалось на собственный вопрос. Сознание было способно лишь шевелить его крохотные ручки и ножки. Существо рефлексивно заплакало – так новорожденный сообщает матери, что ему некомфортно, что хочется есть: мол, поторопись предоставить наполненную молоком грудь.
Но матери у него не было… У него никого не было! Оно мучилось физически и морально, так как не могло определиться, где оно, а главное – кто оно и зачем оно.
В итоге, угнетаемое жарой, существо потеряло сознание, не будучи способным цепляться за реальность, и его крошечное тельце расслабилось…
Девочка по имени Алиса, лет тринадцати, учащаяся школы номер 1 города Судогды, что во Владимирской области, возвращалась после уроков домой. Ей надо было пешком дойти до окраины городка, а потом еще десять километров до деревни Костино, в которой она жила вместе с бабушкой и коровой Глашкой в простой деревянной избе – две комнаты с большой печкой и сени. Сегодня Алисе повезло, и по пути она догнала еле плетущуюся лошадь, запряженную в сани, с пьяным рыжим пастухом Шуркой, который спал открыв рот, показывая небу отсутствие половины зубов. Девочка запрыгнула в сани, вытащила из рук спящего поводья и, усевшись поудобнее в пахучее сено, крикнула: «Ну, пошла!» Казалось, что кобыла была так же, как и ее владелец, пьяна, потому что двигалась боком, тяжело ступая по выпавшему снегу. Но это было не так, просто животина давно состарилась, всю свою жизнь скудно питалась, работала много, а радости видала мало. Она, конечно, попыталась после окрика девочки перейти на рысь, но правая передняя нога, пораженная артритом, не поспела за желанием, поехала копытом в сторону, и лошадь чуть не упала.
– У-у! – сердито проговорила
