переведя бинокль, я вдруг столкнулся с лицом Иратова, крупным портретом, и тотчас забыл обо всех знаменитостях, да и «Евгений Онегин» отошел на второй план.
Да как же он!!! Как осмелился пребывать в таком скоплении народа после того, что с ним произошло?! Рядом с лицом Иратова возникло словно из бытия лицо Верушки – прекрасное, окаймленное русыми локонами. Вся покорная и еще раз прекрасная – что же она делает рядом с Иратовым? Ведь произошедшее с ним должно было отвратить столь изысканное существо навечно!.. Я так разволновался, что даже привстал, разглядывая пару, крутя шайбу бинокля, чтобы улучшить в стеклах резкость. Кто-то сзади дернул меня за рубашку и прошипел в спину, что, мол, всем хочется поглазеть по сторонам! А здесь ваша спина! Обернулся – пухленький дядька с коровой-женой, оба с биноклями не напрокат, с шестнадцатикратным увеличением. Я сделал такое страшное лицо, что пухлый мужичок тотчас пролепетал «простите», а его половина протянула мне бинокль:
– Хотите поглядеть?
– Хочу, – ответил я грозно, но, сменив гнев на милость, улыбнулся специально криво, чтобы продемонстрировать отсутствие правого резца.
Взял бинокль и тотчас устремил его на ложу Иратова.
Какой чудесный прибор, подумал я о бинокле, увидев лицо Верушки крупным планом. Великолепной формы уши были слегка оттянуты вниз бриллиантовыми серьгами, а на шее, хотя, конечно, ниже – в ложбинке между грудей лежал большой тяжелый бриллиант чистейшей воды в опушке из россыпи изумрудов. Глаза так и резало сияющими гранями. Молодая женщина обмахивала лицо веером из белых страусовых перьев. Одна пушинка из веера, приклеившись к ее носику, трепетала от теплого дыхания, и созерцание этого наполнило меня восхитительной нежностью.
Какого черта она сейчас с Иратовым! На кой черт он ей нужен! После всего, что случилось! Ведь не понесет она сей крест до конца! Она же Верушка – помните, была такая модель в шестидесятых, невероятно, блистательно красивая женщина, по которой сходили с ума взрослые мужчины, прелестями которой грезили неполовозрелые подростки?! Верушка Иратова – это реинкарнация той Верушки во плоти! А Иратов, приземленный реалист, называет ее просто Верой или Верочкой. Еще какая-нибудь пошлость типа «Верунчик». Нет в нем романтизма и возможности понять, что рядом с ним находится сокровище всех сокровищ, солнце солнц, несбыточная мечта!
Иратов повернулся от Верушки и небрежно шутил с каким-то знакомцем. Тот наигранно смеялся, фальшивая интонация долетала до моего скромного бельэтажа. Пола черного смокинга раскрылась, сверкнув бордовой подкладкой. По-старинному гляделась витая золотая цепь-браслет на широком запястье Иратова, а уж перстень выпирал с безымянного пальца каменьями и прочим дизайном. Когда-то мне удалось рассмотреть перстень поближе, почти вплотную, в троллейбусе «Б». Иратов ехал стоя, держась за поручень, а я сидел почти под его большой, но с нежной кожей рукой и все рассмотрел
