вычислительных и аналоговых средств того мощного боевого комплекса, который мы с ним были обязаны не только обслуживать, готовить к боевым и практическим стрельбам, но и как можно быстро устранять в нем все технические неисправности.
Естественно, что, несмотря на такую исключительную зрительную и слуховую память, Гена Костин был слабым инженером. И именно потому, что, хотя училище он закончил, но никаких знаний в его сознании и подсознании за эти шесть лет обучения не накопилось. Они выветрились, как выветриваются и все бесчисленные зрительные образы из нашей памяти. Какие-то образы сегодняшнего дня мы ещё помним, но спроси нас, что мы видели неделю или месяц назад, и мы затруднимся ответить. Вот так и случилось с Геной Костиным. Возможно, ему надо было идти в актеры, а не мучить себя шестилетней зубрежкой технических наук, которые он так и не усвоил. Сейчас, по слухам, Гена Костин живет в Санкт-Петербурге. Я не знаю, где он служил после атомной подводной лодки и до какого офицерского звания дослужился, но думаю, что капитаном 1 ранга он так и не стал. В наши времена безграмотным офицерам на технических должностях капитана 1 ранга не присваивали.
Я просил моего сокурсника по училищу Володю Прудникова дать мне домашний телефон Гены Костина, но он мне сказал, что звонить ему бесполезно. Оказалось, что Гена Костин сильно пьет и на звонки или не отвечает, или мычит что-то невнятное. Я думаю, что это расплата за неправильно выбранный жизненный путь. Как офицер ВМФ с высшим техническим образованием, он просто не мог использовать свои уникальные способности зрительного и слухового запоминания достаточно больших объемов информации. Но закончим историю с Геной Костиным и вернемся к истории моего поступления в Котовский индустриальный техникум. Мой индивидуальный стиль самоподготовки опирается на другую систему пополнения копилки личных знаний. Как я сейчас понимаю, мой мозг не накапливает и не хранит в себе технические знания, а отправляет их в разум, а затем и в сознание и подсознание моей индивидуальной души. Затем происходит внутренний мысленный диалог, который воспринимается мной как отвлеченное осмысление нового знания.
Что-то несущественное выбрасывается, но главная часть существенного знания надолго закрепляется в подсознании. При необходимости я оттуда вытаскиваю такие знания, которые бывают удивительны и для меня самого. Правда, не сразу. Для этого требуется глубокая сосредоточенность на том или ином техническом вопросе. Иногда этот процесс занимает 10–20 минут, иногда несколько часов, а некоторые особо тонкие вопросы научного знания я обдумываю месяцами и годами, прежде чем отыскать точный ответ. Особенно этот процесс бывает длительным, когда мой внутренний ответ противоречит сути и содержанию фундаментальных законов науки. Но факт есть факт. Я бы никогда не стал философом, доказывающим несостоятельность фундаментальных законов науки, таких, например, как закон сохранения энергии и закон всемирного тяготения,
