острее, чем мужчины. А любящему женскому сердцу о многом скажут едва заметные изменения в тембре голоса или движении руки родного человека. Они даже не обучаются этой азбуке – интуиция дремлет в женщине и просыпается помимо ее воли.
Лиза очнулась от своих мыслей, только когда Иван распахнул перед ней дверь в благоухающую незнакомыми запахами ванную комнату. Он пообещал, что полчаса у нее есть на сборы перед торжественным событием, и отправился готовить. Прохладный кафель под ногами, уютная обстановка и множество флакончиков с шампунями и маслами могли расслабить любую женщину. Хотелось бесконечно лежать в тёплой ароматной воде, наполнявшей круглую ванную, и слушать, как струйка из блестящего краника с легким шелестом пробивается сквозь шапку высокой пены.
Лиза закрыла глаза и почему-то начала вспоминать, как месяц назад она сказала дома, что хочет провести зимние каникулы самостоятельно. В их семье было заведено, что все выходные и праздники родственники проводили вместе на даче, оставшейся после смерти родителей её матери. Расположенная на краю поселка Черновка, в сорока минутах езды от Москвы, дача служила местом сбора трех сестер, унаследовавших большой дом. Мать Лизы была младшей из них и свято берегла традиции. Да и все члены семей Лизиных теток с первых дней тесно вплетались в большую семью и уже не мыслили себе иного отдыха. Впрочем, отдых был довольно активный: каждому находилось дело в этом коллективном хозяйстве. Зато вечером все собирались за огромным продолговатым столом и засиживались за полночь. Лиза хорошо помнила этот дубовый стол, сделанный дедом. После выхода на пенсию он увлекся резьбой по дереву. Подрабатывал тем, что ремонтировал мебель и плотничал на дачах, а потом начал брать заказы домой. В его умелых руках рождались столы, шкафы и даже буфеты, инкрустированные тонкими рисунками. И этот знаменитый обеденный стол, занимавший больше половины гостиной, с изображением корзинки цветов в центре был так хорош, что его решено было оставить на память. Огромную столешницу с инкрустацией никогда не застилали скатертью, а тарелки ставили на толстые матерчатые салфетки. До некоторых пор Лизу удивляло, что многие взрослые, приезжая на дачу, клали ладони на красивое полированное дерево и тихо говорили: «Здравствуй, дед». Но прошло время, и она стала повторять это вслед за ними, мысленно возвращаясь к тем дням, когда стол был для неё потолком в играх со сверстниками.
Поначалу мать ни в какую не соглашалась отпускать Лизу с незнакомым парнем в незнакомую страну. И лишь после визита Ивана к ним домой, когда он, смущаясь, отмалчивался на кухне под пронизывающими взглядами матери и тётушек, разрешение было дано. Тогда Лизу выставили за дверь и какое-то время вели перекрестный допрос. Потом Иван отшучивался, но так и не сказал ей, о чем долго беседовали они тем вечером, но по взгляду матери она поняла, что та согласилась только под давлением сестер. Они втроем составляли основу семьи и часто важные решения принимали вместе.
Нежась в ванной, Лиза с некоторым удивлением для себя отметила, что ей не хватает привычной семейной обстановки.
