что старушка, задрав голову, смотрит на огромные витражи. Да, должна признать, они прекрасны. Вот тот синенький, в середине, – очень впечатляет. Очень!
– Бевингтонский триптих, – вздыхает женщина, – разве его можно с чем-то сравнить?
– Обалдеть, – благоговейно выдыхаю я. – Красота.
И правда, красота. Что еще раз доказывает – настоящее произведение искусства не может остаться незамеченным. Гениальное творение. А ведь я даже не знаток.
– Потрясающие цвета, – шепчу я.
– А какая тонкая работа, – восхищается старушка, стискивая ладони. – Несравненная красота.
– Несравненная, – вторю я.
Я как раз хотела показать ей на удивительную радугу, которая мне особенно приглянулась, как вдруг осознаю, что мы со старушкой изучаем совершенно разные вещи. Она пялится на какую-то деревянную фиговину, которую я даже не сразу увидела.
Как можно незаметнее я поворачиваюсь к этой деревяшке и чувствую укол разочарования. Вот это и есть Бевингтонский триптих? Но он даже не симпатичный!
– А вот этот кошмар викторианского стиля, – вдруг яростно говорит старушка, – настоящее преступление! Эта жуткая радуга! Разве не ужас? – тычет она в мой голубой витраж.
– Да уж, – поспешно соглашаюсь я. – Просто шокирует, правда? Ужасно… Знаете… я, пожалуй, пойду, прогуляюсь.
И я быстро сматываюсь, пока она не успела еще на чем-нибудь меня подловить. Пробираюсь украдкой к деревянным скамьям для прихожан, размышляя, что же мне делать дальше, как вдруг замечаю в углу еще один крохотный придел.
«Духовное убежище, – написано на двери, – место, где можно тихо посидеть, помолиться и узнать больше о католической вере».
Я осторожно просовываю внутрь голову, стараясь не скрипеть дверцей, и на какое-то время от благоговейного страха теряю дар речи. Это что-то удивительное. Тут такая атмосфера – тихо и спокойно. Одно пребывание здесь наполняет меня чувством святости и духовного очищения. Я смущенно улыбаюсь монахине, которая отложила свое рукоделие и смотрит на меня, словно ожидая, что я сейчас заговорю.
– Мне очень нравятся ваши свечи, – почтительно шепчу я. – Они у вас из магазина «Абитат»?
– Нет, – слегка ошарашенно отвечает монахиня. – Вряд ли.
– А, понятно.
Я усаживаюсь на скамью, тайком зеваю – этот сельский воздух действует на меня как снотворное – и тут замечаю, что один ноготь у меня обломился. Поэтому я очень тихо расстегиваю сумочку, достаю пилку и начинаю подпиливать ноготь. Монахиня поднимает глаза, и я отвечаю ей извиняющейся улыбкой, указывая на обломанный ноготь (молча, конечно, я же не хочу нарушить атмосферу святости). Закончив подпиливать ноготь, я вытаскиваю свой быстросохнущий лак от «Мэйбеллин» и быстренько подправляю облупившийся лак.
Все это время монашка наблюдает за мной с озадаченным выражением лица и, когда я заканчиваю маникюр, спрашивает:
– Деточка,
