как я понимаю, нет?
– Об этом мы давайте поговорим в другой раз, – прогудел МакКэрот, – и не потому, что я не хочу, а потому, что у меня нет ответа. Думаю, что Николь сама объяснила бы вам лучше. Но она не так проста и открыта, нет. И не только Майкл влияет на нее, как принято думать, она на него влияет не меньше. Он, хоть и подавлен лекарствами и грустными мыслями, но ведь тут молодость, согласитесь, тут ведь гормоны… Ревность, страсть… да-да, страсть, хотя и задавленная, потому что мы же его этими таблетками лечим, лечим…
Клиника была недалеко от станции.
Доктор Груберт решил, что не будет ждать такси, пойдет пешком. Снег только что кончился, и земля стала ровно-белой.
Ему показалось, что внутри этой белизны лежит что-то прозрачное, робкое, словно бы живое, – такое живое и робкое, что жаль наступать, пачкать эту белизну подошвами.
Завтра Рождество.
Он обернулся лицом к зданию госпиталя, из которого только что вышел.
В окнах светились вспыхивающие золотом и серебром елки.
Он вспомнил, что отец иногда наряжал рождественскую елку во дворе. При этом само Рождество в их доме никогда не отмечали до тех пор, пока он не женился на Айрис, которая в первый же год их совместной жизни устроила пышный рождественский ужин.
Она же и окрестила новорожденного Майкла.
На религию в их доме было наложено что-то вроде табу. В подростковом возрасте, желая объяснить себе, почему ни мать, ни отец никогда не говорят на эту тему, он подумал, что пережитое за войну отвратило обоих от Бога, и вполне удовлетворился этим объяснением.
Многое в их жизни казалось странным, но он был занят работой, делами, да и вообще – что тут было обсуждать? Разве он догадывался? Пока мать не рассказала ему об отцовском прошлом, эта елка во дворе ровным счетом ничего не значила. Часть уличной декорации.
За спиной доктора Груберта послышались быстрые шаги.
Он обернулся.
Николь.
– Что с вами? – она подбежала и схватила его за рукав. – Вам что, плохо?
– Нет, – пробормотал он, – с чего ты взяла?
– У вас такой вид, словно вас чем-то расстроили. Или вы заболеваете.
– Расстроили? Да. Я только что разговаривал с МакКэротом.
Она изо всей силы закусила полную нижнюю губу.
– Жаловался на меня?
– Зачем ты это сделала? Ты же знаешь, что нельзя было Майклу показывать эту репродукцию.
– Почему нельзя? – вспыхнула она. – Как вам не стыдно! Запихнули его в клетку, и ничего, ничего не делаете, чтобы помочь ему!
Он давно заметил, что ее жесты и мимика отличаются какой-то электрической резкостью. Вот и сейчас она, вся вздрогнув, с силой закрыла рот ладонью.
– Николь, – вздохнул доктор Груберт, – Майкл нездоров. В чем ты упрекаешь нас?
– Вы хоть представляете,
