водил ее к гипнотизеру, к психологам! Вдруг она вроде бы опоминалась, давала слово, но проходила неделя – и все начиналось сначала! Она уже не могла учиться. Тогда-то он и появился, Элизе. Приехал из своей Пунта-Каны, совсем простой – отец черный, мать испанка, – без образования, без специальности, здесь у него только право на работу, даже гражданства еще нет! Семья вся там, в Доминиканской, в Нью-Йорке только старший брат, Фрэнк, таксист, он его сюда и притащил, наобещал ему золотые горы! Где-то они встретились с Катей. Где – не представляю! И она его выбрала. Чужого парня. И вышла за него замуж.
– Сколько они прожили?
– Чуть больше года, – всхлипнула она. – Родился Саша. Во время беременности она вроде бы бросила наркотики. Я почти успокоилась. Мне нужно было отлучиться, – Ева вдруг запнулась и ярко покраснела. – Мне нужно было слетать в Россию…
Доктор Груберт машинально кивнул.
– Что ты киваешь! – вскричала она. – Я полетела, потому что у меня там был любовник!
– Любовник? – он отшатнулся.
– Да, – она прижала ладони к вискам, еще больше сузив распухшие от слез глаза. – Да, любовник.
Ему захотелось, чтобы она встала с его колен.
– Мне это, – пробормотал он, – ведь необязательно рассказывать…
– Как же я… – не слыша его и глядя в одну точку, прошептала она. – Как я могла? Уехать? Но мне казалось, что она справится, родится ребенок, она молода, здорова… И я очень тосковала тогда без этого человека, который там, в Москве…
– На сколько же ты улетела?
– Надолго, – прошептала она, – надолго! Вместо двух недель пробыла там больше двух месяцев. Вернулась к самым ее родам. Она была очень бледная, с огромным животом…
Доктор Груберт увидел, как бледный, почти прозрачный Майкл лежит на больничной кровати.
– Она родила Сашу, и у нее почти сразу же наступила послеродовая депрессия. И все. Умерла от передозировки.
Ева порывисто поднялась, словно только сейчас спохватившись, что все это время она сидела у него на коленях, да так и осталась стоять рядом с креслом.
Доктор Груберт, ссутулившись, глядел в пол.
– Я, может быть, не должна все это рассказывать, – всхлипнула она. – Но ты для меня – особенный человек. Я никому больше не рассказываю.
Он не понял, что она имеет в виду.
В конце концов, это, может быть, просто фраза.
В соседней комнате зазвонил телефон.
– Элизе, – вздрогнула она, – это он насчет Саши.
– Чего он хочет?
– Я попросила, чтобы он отдал мне Сашу на все рождественские праздники. А он назвал цифру: четыре тысячи. Я сказала, что у меня нет таких денег. Может быть, он немного уступит.
– Четыре тысячи? – не понял доктор Груберт. – За что?
Не отвечая, она сняла трубку и глазами показала ему, чтобы он взял другую, на кухне, дверь в которую была открыта.
– О’кей,
