сталось, помню?Неявная причина
Поставь хоть в угол на горох,
непослушание – программа;
не стать одной из точек-гранул,
а – вдруг – сподобиться горой.
Присвоено – кому решать.
Но, Боже мой, не в этом право,
а – левым оказаться правым,
когда и если не на шару.
А угол – пусть. Хоть стул поставь.
И можно даже сесть напротив;
горох – ещё дешёвый фортель,
быть левым – вот что неспроста.
Без света
Обожаемая тишина —
это если в наушниках музыка.
И свобода-то чаще нужна
в виде камеры, в камере – узника.
И глаза выключая – вот да,
лучше видно.
А формы округлые
пусть подсветит святая вода
влажно-разнообразными группами.
Исключив, словно Будда, пять чувств,
понимаю, что дело не зряшное:
несвободным, но вольным лечу
неволнующимся потеряшкою.
Долг
Нахлебавшись лаптём
лыковым
щей, с отрыжкой сбрехнул
луковой:
«Всё в России путём,
выкинул
бы я только луну —
гукает».
А похоже, им всё —
ярмарка,
гулким эхо стоит
в головах,
чёс о том и о сём
брякает
неналичием их
голоса.
Неужели опять
русские —
как синоним тупой
гордости?
Журналюги корпят —
грустные:
скажешь правду – пот
лей в остроге.
Упадеши в снега
в рыхлые,
очень хочется от
спрятаться
«нашараша», наград,
косорыловки.
Но ведь пулю в висок
состряпают,
а потом над тобой
радостно
быдло спляшет, споёт.
Хрен бы вам, —
любишь родину – в бой,
в гадостный,
с дураками и со
«скрепами».
Наше
Малахольная баба в час пик материлась
в никуда по традиции русских юродивых,
и не то чтоб она просто так истерила,
и не то чтобы осточертевшая родина.
А толпа, словно камень, её обтекала,
и глаза люди в пол по-совдеповски прятали.
Это, видимо, наше – жить под одеялом,
прятать совесть.
И пусть дураки машут тряпками.
Простая алгебра
И любого когда-нибудь вычеркнут,
без остатка, надежно да столбиком.
У тебя были рюши и выточки,
у меня была ты и только.
Не сложилось стать суммой нам.
Разности
не осталось, какой бы там ни было.
У меня солнце выползло грязное,
у тебя уходить выпало.
Вот всегда бы – по-математически,
баш на баш.
Правда,
