же им влюбляться, как не в такую, как я? Объективно, абсолютно все-все во мне достойно только восторгов, поклонения и обожания. Ум, стать, стиль, внешность, образование, карьера – всем взяла… Ан нет… Нет любви.
Если бы любовь не придумали, то, конечно, каждый из моих эксов сейчас обмирал бы от отчаяния и цеплялся за подол моего подвенечного платья, не давая переступить порог загса. Однако я вот тут хожу, выбираю свадебный наряд, а они только поздравительные эсэмэски шлют. И очень правильно, что я наконец перестала ждать этой дурацкой любви, а спокойно выхожу замуж…»
«Одна писательница как-то заметила, что нет ничего прекраснее и поразительнее жертвенной любви. Всякий хороший фильм, в конце которого зрители рыдают, обязательно о ней – о жертвенной любви. Когда один любящий ради другого готов отдать все, что у него есть. Отказаться от чего угодно. Иногда даже от жизни.
В кино жертвы во имя любви производят на всех очень большое впечатление. И каждый хочет оказаться на месте Кейт Уинслет, ради которой Лео жертвует жизнью. Или на месте Лео, чтобы умереть ради Кейт и тем самым произвести на нее впечатление на всю жизнь. Или на месте Луки и Сабах… Билли Эллиота и его отца… Да, в общем, возьмите любой оскароносный фильм – и вы поймете, что все они о ней? о жертвенной любви.
Но в реальности все не так, как в кино. В действительности любимые совсем не так уж сильно поражаются жертвам любящих. Они их воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Вот я, например, каждый день совершаю Подвиг с большой буквы П ради любви: я не жру. Я сохраняю девичью – тонкость, стройность и грацию. Ну и где мои законные трогательные слезы умиления со стороны того, ради кого я иду на эту жертву? Когда я отказываюсь от мяса по-французски и профитролей, между прочим, мое сердце рыдает не меньше, чем у короля Эдварда, когда он подписывал отречение от престола, чтобы жениться на своей невысокородной возлюбленной. Однако же над историей Эдварда и его ужасной американской женушки обрыдалось полмира, а моя жертва воспринимается с обыденным зевком. Как будто на глазах моего Любимого не совершился маленький подвиг, а проехала регулярная пригородная электричка. И иногда я думаю про себя: „Дорогой, если я тебя когда-нибудь разлюблю, первое что я сделаю, – это пойду и сожру три «Биг Мака». Сразу. В один присест“».
Писателей я читаю, воображая их себе теми самыми Машами в песочнице с голозадыми пупсами в руках. И угадываю, какой из персонажей на каждом из витков сюжета говорит за автора. Вместо автора. Про автора. Подчеркиваю те слова, ради которых Маша и села играть в куклы. Это не так уж сложно. Кстати, именно поэтому я сразу решила, что свою книгу обязательно буду писать от первого лица. К чему это жеманное кокетство «Софья Аркадьевна подумала» да «Иван Иваныч и предположить не мог». Иван Иваныч, как говорится, умер. Те читатели, которые еще помнят буквы и ради которых и стоит портить зрение, совсем не дураки и сразу понимают, что
