Таньк, решил, как зубы сделаю, денег накоплю – и за границу поеду…
– Ну конечно! Вместе поедем! В Финляндию. А то что мы, действительно, совсем, что ли…
– Нормальные мы люди! – И мы чокаемся остатками вина.
Ну, если через десять лет все-таки вышли на пробежку, то и в Финляндию поедем обязательно. Лет через пяток.
– Да, и еще тебе минус, – добавляю я. – Хватит братьев воспитывать. Им самим уже впору над тобой шефство брать.
– Знаешь, Таньк… Если не они, то кому я на хрен нужен?
– Ну что ты. Появится человек… В клубе где-нибудь встретишь…
– Ага, встречу!.. Десять лет уже встречаю…У тебя вот хоть Коваленко есть.
– Есть он, как же… – вздыхаю я.
Так завершается еженедельный разговор неудачников.
14:51
Резиночки для хвоста
Нет, слава богу, мы не стали жечь книжку и посылать обложку по почте. Девчонки ограничились тем, что разорвали сборник на мелкие клочки и исчиркали фотографию автора – «мерзкого Коваля». Я к книгам относилась с благоговением, а к Ковалю – со скрытым интересом. В котором и сама-то еще себе не могла признаться. Поэтому в акте вандализма участия не принимала.
Однако приговаривала:
– Ну вы даете, девчонки! – как бы с восхищением.
Они, как боксеры на ринге, валтузили бедную книжку, а я сидела, словно на трибуне, подбадривая. На самом деле мне было стыдно, но я малодушно боялась себя обнаружить.
– У, рожа какая мерзкая! – злилась Чпокс, пытаясь разорвать обложку.
Вечером я вертелась в постели и не могла отделаться от этой сцены: ворох страниц, обрывки иллюстраций, обезображенный портрет… Сон не шел.
Я села на кровати и в темноте стала вглядываться в книжную полку, где за два года собралась уже целая компания пишущих томичей. Ярославцев дарил нам эти книги в дни рождения, за победу в конкурсах, да и просто так. Вот она! Маленькая розовая книжка, легко ложится в ладонь.
Я прокралась в коридор на цыпочках, чтобы не будить сестру, и юркнула в туалет. Туалет-кабинет, там я читала по ночам, сидя на унитазе с опущенной крышкой.
Так. Посмотрим.
Стихи не могут быть не о любви!
Поэзия – распутная бабенка,
Раскинув бедра жаркие свои,
К себе прижмет почти еще ребенка…
Я проглатывала стихи одно за другим. Большинство оказались короткими. Это мне нравилось, длинные утомляют. Встречались и картинки, какие-то абстракции с обнаженными женскими торсами. В общем-то, это соответствовало содержанию. Пока я читала, в моем воображении пронеслась целая вереница женщин – томных, роковых, страстных или одиноких и беззащитных. Я точно установила, что это разные: одна вот полька, другая – татарка… Все они были разного возраста, хотя под стихами значился один и тот же год. То есть точно – тетки разные. Где ж он столько набрал?
Когда ноги начали
