необыкновенно многословным и выспренним. Эта его значительность при невзрачной наружности многих или раздражала, или попросту смешила. И только Пафнутьев, зная о сверхчеловеческой чувствительности Худолея, обостренной многолетним и безудержным употреблением всяких напитков, только Пафнутьев всегда слушал его терпеливо, понимая, что тот частенько говорит больше, чем сам понимает. – Так вот... Вторая причина, по которой преступник чувствовал себя здесь безопасно и безнаказанно – состояние, в котором находился этот несчастный человек... – Худолей кивнул на громадное тело Объячева.
– И в каком состоянии он находился? – спросил Пафнутьев.
– В совершенно беспомощном, – ответил Худолей и горделиво вскинул подбородок с уже выступившей седоватой щетиной – его тоже подняли с постели, и он не успел даже привести себя в порядок.
– А это из чего следует? – маясь от нетерпения, спросил Шаланда.
– Скорее всего он был смертельно пьян. Потому что, если бы он просто спал, преступник не мог бы вести себя столь дерзко.
– В чем же выразилась дерзость?
– Дерзость выразилась в том, что он подошел со своим орудием преступления к жертве вплотную, поднес пистолет к голове, расчетливо выбрав самую уязвимую точку. И спустил курок. Обратите внимание, у него возле уха обожжены волосы. Значит, стрелял злодей с расстояния в двадцать-тридцать сантиметров. Как вы понимаете, – Худолей всех обвел пристальным взглядом, – с такого расстояния промахнуться трудно. – Он уронил голову на грудь, как это делают знаменитые скрипачи, исполнив нечто умопомрачительное. – Кстати, след пули в стене позволяет достаточно точно представить, в каком положении находился гражданин Объячев в момент убийства.
– В каком же положении он находился?
– Лежал вдоль кровати, лицом кверху, головой на подушке, ногами к двери.
– Надо же, – пробормотал Пафнутьев, – он, оказывается, заранее лег ногами к выходу.
– Да нет! Просто на этой кровати невозможно лечь иначе. – Худолей подошел к Пафнутьеву, присевшему на стул у окна, сел рядом. – Могу поделиться еще одним соображением, – негромко сказал он.
– Ну?
– Объячев на этой кровати спал один.
– В каком смысле?
– Без бабы. Не спала здесь с ним ни жена, ни любовница. Он всегда здесь был один.
– Из чего ты заключил?
– Кровать большая, просторная, двуспальная. Две подушки, два одеяла. Обрати, Паша, внимание – одна подушка измятая, замусоленная, несвежая, в общем-то, подушка. А вторая – чистенькая, взбитая, и рисунок на ней другой. Так бывает, когда мужик долго спит один, на своей стороне кровати, и ему время от времени меняют наволочки, простыню, пододеяльник. Вначале кровать была застелена одним комплектом белья, а когда его наволочка замусолилась, ее заменили. Менять и вторую не было смысла, она оставалась чистой. Все эти постельные подробности тебе, Паша, вряд ли пригодятся, но знать их, может быть, и нелишне. Авось где-то что-то всплывет.
–
