сладить.
Разбудить Пиццу оказалось тоже непросто, он брыкался, ворчал, придумывал различные причины, чтобы не просыпаться. Наконец встав, он протопал, шатаясь, на кухню, запустил руку в гору еды и стал там ковыряться, бросая злобные взгляды в сторону друзей.
Тимон озабочено посмотрел на Дина.
– Как ты думаешь, почему тварь его не трогает? Может, сдохла?
– Если сдохла, то только от обжорства, а это вряд ли, диктаторы от обжорства не умирают. Видимо, логика у Сталина все-таки присутствует.
– Видимо, да.
Пицца тем временем выудил из кучи жратвы пакетик с печеньем, понюхал и кинул на подоконник.
– Немного засохли, но к употреблению вполне пригодны. Жрите, черти, а я посплю пойду еще.
– Чего?! Посплю?! А кто это нас в клевое место обещал сводить? – возмутился Дин. – Скажешь, не ты?
– Да к тому же вдруг хозяин продуктовой кучи решит расквитаться с нами за похищенное у него печенье, – поддержал друга Тимон.
– Так что когда помрешь, выспишься!
Пицца с ненавистью посмотрел на них.
– Садисты, – простонал он, закуривая, – кстати, чего-то я не припоминаю, чтобы я вас куда-то хотел вести.
– Напился, не помнит не хрена, – обратился Дин к Тимону.
– А мы ему ща по кумполу двинем, живо все вспомнит!
– Ладно, ладно, – занервничал Пицца, – знаю я одно местечко, про него, наверное, и говорил.
Вдруг в куче что-то зашевелилось, и на ее поверхность выбрался Сталин. Пицца протянул зверьку кусочек печенья. Сталин пошевелил усами, глянул на Пиццу и, взяв кусок с руки, начал старательно, вдумчиво грызть.
Дин и Тимон переглянулись.
– Смотри-ка, – развеселился Дин, – ничто человеческое диктаторам не чуждо!
– Мда… – согласился с ним Тимон.
***
Теперь они топали по улице, к хваленому Пиццыному месту, ежась и подрагивая на холодном ветру. Хуже всего приходилось Тимону. В своем тоненьком бомбере бедняга совсем замерз, но виду не подавал и не жаловался. Впереди шагал Пицца, напивая Цоевского «Бездельника» и совершенно не обращая внимания на останавливавшихся перед ним людей, изумленных его высоким красным ирокезом. Лишь две пожилые тетки, расхохотавшись ему в лицо, стали советовать, что пора Пицце в цирк идти работать.
– А вам к черту пора пойти давно! Заждались вас там уже! – огрызнулся тот, шаркнув гриндерсом по асфальту. Тетки отскочили в сторону обозвав его грубияном. Пицца, резко развернулся к ним лицом, от чего его подкованные сапоги вновь царапнули по асфальту, сделал дикий реверанс и, не дожидаясь реакции, зашагал дальше. Дин и Тимон, хохоча, пошли следом.
– Смотрите, смотрите, – вдруг закричал Тимон, – вон там, на лавочке!
– Свинья!!! – разом заорали все.
Свинья поднял голову.
– Вот
