style="font-size:15px;"> – Молодец, студент! – похлопал меня по плечу профессор Сотников. – Профессионально подошли к делу. Из вас может выйти толк.
Лекция заканчивалась, женщина одевалась, прощалась со всеми и уходила. Мы шли курить.
– Вчера вечером, – заговорщически говорил Егор, – я занимался онанизмом и в качестве сексуального объекта случайно выбрал её.
Мы напряжённо молчали.
– Я чуть не сдох от кайфа! Это было круче, чем минеты, которые делала нам Рыжая Соня.
Круче, чем минеты Рыжей – это впечатляло!
В тот же вечер я повторил Егоркин эксперимент. Результаты его оказались сногсшибательными. Такого глубокого и насыщенного удовольствия я не испытывал ни разу! Из крана лилась вода, ноги упирались в потрескавшийся кафель, а женщина кружилась в темноте моего воображения и прикасалась ко мне волосатыми сосками. Я рычал и пускал слюни.
– Ты прав, – сказал я Егору на следующий день, – это умопомрачительно.
Костя молчал – он стеснялся признаваться в своих слабостях, но мы знали, что эксперимент испробован им.
– Наше влечение к ней, – говорил Егор, – это проявление скрытой педерастии.
Мы сидели в столовой и пили портвейн.
– Почему? – спросили мы его.
– Волосатыми бывают только мужики. Наше влечение к волосатой женщине – это замещение влечения к мужикам.
Я молча переваривал эту теорию, а застенчивый Костя протестовал:
– Нет, нет! – он даже махал руками. – Я не педик. Здесь всё гораздо проще. Это всего-навсего зависть.
– Ну-ка, объясни, – кивали мы ему.
– Просто у нас самих грудь – безволосая. У меня нет волос на груди.
– Хм, – щурился Егор, и у меня нет.
– У меня есть, – разрушил я Костину гипотезу. – И немало.
Костя огорчился. Мы так и не нашли научные объяснения своей патологии.
– Сегодня, – говорил профессор Сотников, – наша гостья пришла к нам в последний раз. С атавизмом мы заканчиваем.
После лекции мы не выдержали. Бросились за уходящей женщиной, завели её в пустую лабораторию и стали раздевать.
– Ребята, зачем? – спрашивала она нас удивлённо. Очень снисходительно и понимающе.
– Я люблю тебя! – шептал ей Егор.
– Я тебя люблю! – хрипел я.
– Люблю тебя! – вставлял и Костя.
Мы трогали её за грудь. Волосы под нашими касаниями хрустели и обвивали пальцы.
В лабораторку зачем-то зашёл профессор Сотников. Это было самое натуральное западло – тем более, если учесть, что в лабораторные комнаты он заходил крайне редко. Женщину он освободил, а нам надавал по шеям.
Было большое разбирательство и нас с Егором отчислили из института. А вот Костя, сукин сын, как-то отмазался. Мы подозревали, что несмотря на все свои протесты, он имел всё же определённые наклонности и кое-какие связи с профессором.
Женщину
