с визигой – это классическая русская еда, вроде соленых рыжиков. А делаются они так: берется эта самая визига, размачивается, мелко-мелко крошится, так же мелко крошатся вареные яйца, берется репчатый лук, вареный рис, из всего этого делается фарш. Этот фарш тонко-тонко раскладывается на раскатанный слой теста, сверху – кусочками без костей слой вареной щуки или судачка. Потом – снова слой фарша, закрываешь тестом, и пирог готов, ставь в печку или в духовку.
Получилось так, что надумала Софья Александровна умирать. Раздала все свое добро, все свои ценности раздарила и улеглась, чтобы умереть. Ничего у нее вроде не болело. Я уж не помню точно всех обстоятельств, только моя мама не отходила от нее, все спрашивала: что ей подать или приготовить. И вдруг Софья Александровна говорит маме: сходи к Вере Николаевне, попроси ее пирог с визигой испечь. Пусть придет. Мама побежала наверх. А наутро Софья Александровна встала, постель убрала, умылась, оделась, скатерть свежую белую постелила на стол в гостиной, чашки старинного тончайшего фарфора с ложечками серебряными поставила, варенье вишневое в вазочке и уселась ждать.
Вера Николаевна пришла во второй половине дня с пирогом на противне, покрытым льняным полотенцем. Сели они чай пить и часа два пили и разговаривали всё. Мама-то моя так вежливо на кухню ушла и меня с собой утащила. Потом старушки перебрались к Софье Александровне в комнату. Уходила Вера Николаевна уже под вечер, наказав моей маме: «Ты, Настенька, потерпи. Побудь с ней. Я ее исповедовала и причастила». Софья Александровна отошла под утро. Вот такие бабки были у нашего водителя Володи.
– Так мы не поняли – а о чем они за чаем-то говорили?
– Не знаю – не по-нашему говорили, я хотел подслушать, да не понял ничего. Теперь-то я понимаю, что по-французски.
Вася Татарин
Это спустя много лет я узнал, что он совсем не Вася, а Ваха, и что он вовсе не татарин, а чеченец. Это теперь я знаю замечательную фразу генерала Ермолова о том, что чеченец, который не воюет, становится татарином. А в детстве у нас во дворе его все звали Вася Татарин.
Он был маленьким, сухим, жилистым и чернявым. Его уважали все: мужики за то, что он с закрытыми глазами мог разлить любую емкость на любое количество человек, а мы, мальчишки, – за другие два его бесспорных качества. Во-первых, он метал точно в цель с обоих рук и обязательно втыкал любой колюще-режущий предмет – финяк, ножницы, напильник или топор, а во-вторых, он был хорошим автомехаником и постоянно ремонтировал во дворе какую-нибудь убитую в хлам машину – то ЗИС-150, а то и газогенераторную ГАЗ-42, у которой сбоку висел какой-то непонятный баллон.
Пил он с мужиками на равных и даже больше, но никогда не пьянел. Просто лицо его становилось черным, а глаза красными. Да, и ладони рук с тыльной стороны с наколкой восходящего солнышка, под которым ясно читалось «ВАСЯ», у него чернели. Была у него наколка и на губе, он ею иногда хвастался и, отогнув нижнюю, давал читать. Там было выколото «раб Хрущёва». Когда эта наколка
