тебе когда-то покажет, даже если из кормушки будет сыпаться через край? Но пускай себе походит. Это все же лучше, чем смерть или увечье. А там мы еще, действительно, посмотрим, кто умнее. Тем более, что я ни за какие коврижки не буду продавать краденое. Масть у меня не та», – решила я молча.
Я позвонила в никуда, сказала, что все у меня хорошо, но чтобы вечером приехали, а когда вернулись его подельники, естественно ни с чем, они были поставлены в известность, что я не виновата, а грузить будут Галю и Сашку.
Оказалось, что наколотый у них главный!!!
А тут ему все так хорошо разжевали. Ничто так не способствует душевному спокойствию, как полное отсутствие собственного мнения.
Что там было дальше с этой семейной парочкой, я не знаю. Я больше никогда и ничего о них не слышала. Наверное, свернули на боковую улицу, да и заблудились… А я вначале что-то там про любовь… про музеи… про балет. А на самом деле все так прозаично, что даже иногда глазам очень больно. Поделом, значит! В первую очередь мне…
Удивительны дела твои, Господи! Но ты всегда меня охраняешь. Я буду на ночь молитвы читать. Еще я один оберег знаю, еще языческий: «Вот тебе кукиш, что хочешь, то и купишь. Купи себе топорок, руби себя поперек».
Сидела бы я дома до полного прохождения реабилитации в глазу. Но разве от своих мужиков что-то скроешь? Бобсон что-то нюхом пробил и явился поутру. Как меня увидел, так и поволок к врачам. Бошку опять зашили, в глазики дали капелек капать. Потихоньку зрение восстановилось. В результате пришлось мне сидеть дома безвылазно в течение целых двух недель.
И жизнь потекла дальше. Стал ко мне этот противный и бритый похаживать. Звали его, оказывается, Георгий. Жора, то бишь. Мы оба стали делать вид, что я его учу. Я и правда ему все показывала и рассказывала про иконы. А он делал вид, что слушает и понимает. Иногда Жора целыми вечерами заседал у меня на кухне, как будто ему некуда было деваться. Иногда задавал совершенно дурацкие вопросы, а однажды спросил такое, что вошло надолго в наш обиход:
– Почему ты такая умная? Где набралась?
Мне тогда очень понравилось мой ответ:
– Я свои мозги всосала с молоком моей матери, не из хрена же!
Прошло какое-то время. Позвонила я как-то Наташке узнать про квитанции и напоролась на Толика. Он мне поновой:
– Люблю, люблю…
У меня к тому времени глазики прошли, я шить начала. Почти половина моих заказчиц были из «Росконцерта». Куда от них деваться? Толик через них и прознал, где я живу. И давай являться и нудеть про любовь. А тут еще и Бобсон ему про мои разборки рассказал. И давай они на пару мне доказывать, что бабе одной жить опасно, мало ли что может случиться… Уговорили. Хочешь, не хочешь. Вот тогда мы и решили опять поменять жилье, уехать подальше от Москвы, ети ее мать. Няхай!
Через Ежи Ращевского мы нашли дом за городом. Хотя и дореволюционной постройки, но крепкий, как старый дуб. Находился
