Стояла я у окна с закрытыми глазами, слезы из глаз текли, кровь с макушки капала, а я, не открывая глаз, соображала, что это никакие не досочники, не «корреспонденты» то есть, а обыкновенные уголовники. И пришли они по Сашкиной или Галькиной наводке, и никакие доски им не нужны, им бабки нужны. Доски они, наверняка, даже не знают куда девать. Значит, у меня только один шанс – идти в наступление!
Как только я это поняла, начала сразу же орать:
– Вы что же, сволочи, испортили мне мой рабочий инструмент? Ваши доски не проданы, они в посольстве, но я теперь не смогу их оттуда забрать! С такой рожей никуда и не пойдешь, меня сразу же менты повяжут, и что я им скажу? Что вы меня за своим товаром отправили?
Они от неожиданности опешили. Они ждали, что я начну просить пощады, а я с наглой мордой, с закрытыми глазами, со сдавленным кем-то горлом, еще и наезжаю! А этот длинный, у него изо рта так воняло где-то сверху, не поймешь чем, хоть рыжему неандертальцу блюй на морду…
Но тут бандюги сообразили, что сделали что-то не по инструкции. На их тупых мордах была нарисована неподъемная мысль, в том смысле, что из глубин их слаборазвитого сознания она не поднималась. Даже мне, через пелену тумана, было видно и слышно, как у них мозги со скрипом шевелились. Значит, я все делала правильно! Сейчас они должны за свежей инструкцией попереться. Одного оставят, меня охранять, а двое удалятся на короткое время, равное одному телефонному звонку Гале, и вернутся. Не у Сашки же инструкцию получать. У меня был шанс задурить им голову!
Так, вспоминаем Лидушкину школу. Чему там она меня учила? – быстро думала я. – Кури больше, противник дуреет – нет, это для преферанса! Тараторь без остановки, главное не упустить инициативу – нет, это для ментов подходит. Они вынуждены слушать по долгу службы. А эти слушать не умеют, потому что за базаром ведь следить надо, а значит, соображалку иметь. А соображалки-то Бог и не дал, поэтому они рот начнут затыкать. Делай умное лицо, только отвечай, типа над их репликами думая, как можно дольше – вот это как раз то, что надо! Еще бы это все двигануть в жизнь. Опять ведь не удержусь, и понесет меня по кочкам».
Я была права. Все трое пошептались на кухне и двое удалились. Оставили со мной бритого с бычачьей шеей и всего какого-то квадратного. Я по стенке – и к зеркалу. Пытаясь навести резкость, смотрела, дурела и молчала. Было очень больно, но на ниточках глаза не висели, слава Богу. Из зеркала на менясмотрела совершенно не моя рожа, а какая-то жертва землетрясения. Как будто меня балкой по голове огрело, когда дом рушился.
Противный туда-сюда сзади ходил, сопел, соображал, что бы такое мерзкое мне сказать, а с другой стороны, чтобы это мерзкое еще и его оправдывало, а меня обвиняло. И вдруг он выдал:
– Ну, че вот ты дернулась? Если бы ты не дернулась, я бы, нечаянно, тебе в глаза не попал! – выдал он с ударением на первые слоги. Урка, прям…
Как вам это нравится? Он мне, оказывается, случайно чуть оба глаза не выдавил. А если бы я ослепла, то я бы виноватой оказалась?
