с утра до вечера изучающего устав. В промежутках спокойно мог продать все с себя, а заодно и с соседа. Причем тот оставался в глубокой уверенности, что сам и подал идею.
– Занятия на завтра… в смысле на сегодня – отменяются. Можете считать день выходным, кроме находящихся в наряде.
– Ура! – дружно взревел строй. – Майору Юнакову слава!
– Но это не означает, что все могут разбежаться в город по девкам или нажраться самогону. Все в меру. Подведете училище – пожалеете. Еще вопросы есть? Отдыхайте.
Он четко повернулся и направился к выходу. Команды никто дожидаться не стал, строй моментально распался на отдельные кучки.
– Я не очень ошибаюсь, – задумчиво сказал Черемисов, – мы получили неофициальное разрешение выпить? Главное, из казармы носа не высовывать. Пошли, Ян, тяпнем.
– У тебя есть? – с надеждой спросил моментально появившийся рядом Зибров. Он всегда знал, где можно пристроиться. Нюх на халявную выпивку у него был очень тонкий, и ошибок практически не случалось.
– У него есть, – хлопая Яна по спине, сообщил Черемисов. – Великий день – двадцать пять лет со дня появления на свет. В каптерке спрятал? Гусева еще покличем и посидим спокойно, без остального коллектива.
– Это не самогон, спирт медицинский. Я еще подумаю, стоит ли делиться.
– Стоит, конечно, стоит! Давно пора опровергнуть миф о польском скупердяйстве. Ведь врут? Для товарищей ты все отдашь! Зибров, а ты почему до сих пор не принес банку с тушеным мясом? Занюхивать рукавом я категорически отказываюсь. Иди-иди. Хлеб с меня.
– Откуда ты все знаешь? – восхитился Ян.
– Потому что я настоящий старший сержант. Не просто так. Все знаю, все вижу и обо всем молчу. Если со мной делятся.
– Я был уверен, что убьют, – опрокинув стакан в бездонную глотку, сказал Гусев.
Из этого медведя можно было запросто двух Янов скроить, даром что он никогда не жаловался на рост и вес. Полтора – так точно. Именно из-за размера и своей силы Гусев был страшно добродушен и спокоен. Довести его до ярости представлялось большой проблемой. Впрочем, никто и не пытался всерьез. Одного поломанного чисто случайно турника на занятиях по физподготовке всем хватило для глубоких раздумий. Оказаться на месте толстенного деревянного бруса, сломанного как спичка, никто не желал.
– Поэтому и смерти не боялся. Как Аллах решит. Иншалла. Придет срок – ничто не поможет. Значит, еще не время. Будем жить.
– Есть в простых людях своя прелесть, – иронично подтвердил Черемисов. – Все дело в отсутствии развитого воображения.
– Пошел ты, – добродушно сказал Гусев. – Балабол. Сколько у тебя классов? Пять, шесть? Шибко образованный, шайтан.
– Нет, правда. Без дураков. Я боялся. Все боятся. Ты? – спросил Черемисов Яна.
– Мой лейтенант, – усмехнувшись, ответил тот, – в паршивом настроении иногда выдавал стихи. Рифма вечно хромала, зато крайне жизненно. Приблизительно так.
