что Гонсалес успел накарябать что-то вроде «галлюцинац»? Ну и что он хотел этим сказать? Думаешь, испанец накануне смерти обдолбался какой-то дурью?
– А это уже вопрос к Семенычу, а не ко мне, – ответил Расторгуев и поправил очки, сползающие с переносицы под тяжестью толстенных линз.
Прислушавшись к совету Расторгуева, Лучко попросил Семеныча еще раз проверить образцы крови и тканей, взятые у Гонсалеса, – может, тот был наркоманом? Или жертву одурманили? Кроме того, капитан распорядился запросить, лечился ли Гонсалес в Москве, и если да, то какие препараты принимал.
Мысли Лучко вновь вернулись к загадочной надписи. Да, убитый, ясное дело, владел испанским. Но кому предназначалось это его предсмертное послание? Жене? Однако, судя по документам, она русская. Чертовщина какая-то! Что же все-таки стоит за этой «галлюцинацией»?
Ближе к вечеру на рабочий стол капитана легла распечатка звонков, сделанных с домашнего телефона Гонсалеса. Их было совсем немного: два звонка на один и тот же номер в Мадриде и несколько звонков по Москве.
Лучко пробежал глазами список. Его внимание привлек городской номер, звонок на который был сделан за полтора часа до предположительного момента смерти Гонсалеса. Примерно в это же время его сосед услышал за стеной громкий треск – скорее всего, это преступники взламывали дверь. Капитан нахмурился и еще раз пристально вгляделся в цифры.
Постучавшись, в кабинет вошел дежурный – он доставил ответ на запрос, посланный в Испанию. Лучко пробежал текст глазами и хмыкнул. Из сообщения следовало, что убитый в Москве Рамон Гонсалес буквально за сутки до своей смерти был объявлен в розыск испанской полицией.
Глава 3
Кое-что о трюфелях
Нет ничего лучше студенческих каникул, особенно если ты преподаватель. Можно позабыть о царящих на кафедре истории Древнего мира склоках, вдоволь выспаться, в охотку почитать что-нибудь совсем ерундовое и наконец-то залпом просмотреть всю стопку DVD, впрок накупленных за последний семестр. Кайф, одним словом.
А еще можно чуть свет махнуть за город по грибы. Как истинный гурман, Глеб Стольцев обожал трюфели. И в духе древних нисколько не сомневался в их сверхъестественной природе. Неспроста же Плутарх полагал, что трюфели родятся от молнии, Ювенал в этом смысле грешил на гром, Цицерон называл их «детьми Земли», а Порфирий – порождением богов. Да и Плиний Старший тоже считал чистой воды чудом этот «земляной фрукт, который произрастает, но не может быть посеян».
Конечно, подмосковный трюфель вкусом не сравнится с бургундским, но тоже довольно вкусная штука. Вся беда в том, что растут трюфели под землей и, если вы не обладаете собачьим обонянием, отыскать их можно либо случайно, либо по косвенным признакам. К примеру, на местоположение трюфельника могут указать роящиеся над ним пестрокрылки. Зная об этом, Глеб полдня внимательно наблюдал за снующими туда-сюда мухами, но тщетно. А жаль, ведь прежде, чем спозаранку выйти из дома, он заранее вытащил из морозилки телятину и сделал
