захотелось, чтобы мной занялся столь опытный врачеватель, но, как ни тужился, я не смог выдавить из себя ни слова.
Проклятье! Да что за напасть?!
А профессор явно сомневался, стоит ли ему браться за мой случай.
– Даже не знаю, – задумчиво протянул он. – Пусть нам и доводилось оперировать сложных пациентов, но нет никакой гарантии, что его получится довезти до клиники живым.
– Но это уникальный случай!
– И чем же он так уникален? Сиятельные христиане вовсе не редкость.
– А вот, поглядите! – загадочно произнес врач, и послышался странный звон, словно в стеклянной баночке стучал о стенки комочек металла. – Это пуля, которую я извлек из брюшной полости пациента.
– Серебро? – опешил профессор. – Его пытались застрелить серебряной пулей?!
– Так и знал, что вас это заинтересует!
– Тут вы, безусловно, правы! – признал господин Берлигер. – Так, говорите, у него при себе не было никаких документов?
– Никаких.
– А родственники?
– Какое это имеет значение? – фыркнул врач. – Обратите внимание на его ладони.
– Что это?
– Следы краски для снятия отпечатков пальцев. Судя по всему, перед нами – закоренелый преступник, никто не станет его искать.
– И вновь ваша логика безупречна, коллега, – согласился с медиком профессор и зашуршал банкнотами, а на меня сквозь ватную апатию наркоза накатила волна дикого ужаса.
Что происходит?! Почему меня не должны искать?!
Кто такой этот профессор Берлигер?!
– Но сначала – небольшая проверка, – заявил профессор, а потом мое веко приподняли, и в глаз ударил ослепительный луч карманного фонарика. – Отлично! Зрачок реагирует на свет. Я его беру.
– Сделать дополнительную инъекцию морфия?
– Будьте так любезны, коллега. Путь нам предстоит неблизкий…
Чем плох морфий, так это отсутствием выбора.
Поначалу вам вкалывают эту гадость, чтобы унять боль, но очень скоро болью становится пропуск очередной инъекции. И не поможет никакой самоконтроль, слишком сильно привыкание. Физиология и психология свиваются в единую удавку, которую обычному человеку так просто не снять.
Сиятельному – тоже. Особенно мне.
Морфий воздействовал напрямую на мой талант, заставлял видеть то, чего не существовало на самом деле, и путать реальность с наркотическим бредом. И нет бы грезились райские кущи! Будто нарочно видения оказывались одно хуже другого. Под воздействием морфия в памяти всплывали странные и страшные события прошлого. Я вновь и вновь переживал те жуткие мгновения, только теперь они были во стократ реальней и ярче действительности.
Я бы даже наплевал на боль и потребовал прекратить колоть мне наркотики, но не мог вымолвить ни слова. Тело мне больше не повиновалось.
Впрочем, обо всем по порядку. Сначала была тьма, ничто, пустота.
Как долго – не знаю, ведь
