посоветовал Сергей. – Это эффективней.
– Кстати – да, – задумалась Вика. – Это конструктивно.
– Только не говорите, что это мой совет – попросил Сергей – Отравят, чего доброго.
Шумели все те же – Соловьева и Шелестова. Они стояли друг напротив друга и напоминали двух базарных торговок, впечатление портили только дорогие платья. Неподалеку от них сидела на стуле маленькая Таша, которая с любопытством созерцала скандал, болтая ногами и поедая «оливье» прямо из салатницы, парни сгруппировались в другом углу, явно болея за Шелестову. Даже Петрович оживился, по его лицу гуляло нечто похожее на улыбку. Единственным сотрудником, кто смотрел на это все без интереса и одобрения, была тихоня Ксюша, которую Вика недавно пристроила к нам в редакцию. Впрочем, полагаю, что ее мнение по этому поводу мало кого интересовало, да и сама она явно ждала того момента, когда кончится так называемое «дежурное время» и можно будет сказать что-то вроде: «С вами здорово, но, я, наверное, уже пойду. У меня дела еще».
– Слушай, я знаю, кого ты мне напоминаешь, – ехидно улыбаясь, сказала Елена багровой от злобы Соловьевой.
– Ну и кого? – раздула ноздри и сжала кулаки та.
– Высуни язык, – внезапно попросил Шелестова.
– Чего? – глаза Соловьевой чуть не выскочили из орбит. Уж не знаю, кого Лена имела в виду, мне наша «мисс Прыщ» напомнила вареного крабика. И цветом похожа, и лицом…
– Язык высуни, – уже спокойным тоном попросила Шелестова. – Слушай, тебе чего, трудно?
– Ты офигела? – сбавила обороты и Соловьева. – Может, еще и глаза закрыть?
– Глаза – не надо, – помотала головой Елена.
– Да ладно тебе, высуни, – облизала ложку Таша. – Мне уже интересно стало, на кого ты похожа.
– И нам, – подали голос питекантропы (по моей личной шкале парни продолжали расти. К лету, даст Бог, до кроманьонцев дойдем).
– И мне, – добавил от себя я. – Хоть это и непедагогично.
– Ну ладно, – Соловьева неуверенно моргнула и высунула язык.
– Точно, один в один! – Шелестова хлопнула ладонью о ладонь. – Я тут недавно кино одно старое смотрела, про войну и немцев, там у одного фашиста в концлагере овчарка была, так она – вылитая ты!
– Уффф, – скрюченные пальцы Соловьевой чуть не прошлись по щекам Шелестовой, та чудом увернулась. Я перехватил тощее тело визжащей от гнева девицы и с трудом стал ее удерживать. Она брыкалась, вопила и обещала порвать Елену на кучу тряпочек.
– Шеф, и как она на ощупь? – поинтересовалась виновница скандала. – Тоща? Ребриста?
– Как батарея, – чисто на автомате вырвалось у меня, я даже не понял, как. Ну а что? И вправду все ребра можно пересчитать.
Соловьева угомонилась и завсхлипывала. Видно, запал у нее кончился.
– Вы как хотите, Харитон Юрьевич, а я этого так не оставлю, – официальным тоном заявила Вика. – Я составлю докладную записку,
