него сгустился черными красками. Еще никогда прежде не ведал он таких чувств.
Несколько дней Андрей лежал без чувств, иногда впадая в безпамятство. Никита Федорович остановился в доме своего друга, опричника и любимца Ивана Грозного Вяземского Афанасия Ивановича, который с недавних пор получил звание келаря. Сам Афанасий Иванович был несказанно рад приезду незванного гостя, которого поместили в одну из лучших комнат, кормили сладиким хлебами, поили медом да холодным квасом. К Андрею был приставлен старый лекарь Арсений, который с большим почтением и нежностью принялся лечить больного, на помощь ему то и дело приходила холопка Ксения, дородная баба средних лет, которая смачивала бинты в травяных зельях и помогала знахарю перевязывать раны на теле юноши.
В это время сам Никита Федорович денно и нощно пировал с Афанасием Ивановичем, обгладывая до костей очередные куриные ножки и бросая их в большую посудину. Во время таких пиров заводился разговор о делах государственных, о ратном деле, поминалась судьба русского народа да грозящие с запада ляхи со своим королем Жигимонтом.
– Видишь ли, дорогой Никита Федорович, – говорил Афанасий, вытирая тыльной стороной ладони усы и бороду, – царь-государь наш батюшка возвращается обратно в Москву из Александровской слободы, снова увидим мы солнышко наше, бич Божий.
– Да, какое трудное время-то настало для всех нас, – с грустью вздохнул Никита Федорович, не разделяя радости Вяземского, – страна истерзана войной с Ливонией, да еще ляхи проклятые желают отобрать земли наши русские да подчинить всю окрайну себе. Но, – он поднял глаза к иконе, стоявшей в углу, и перекрестился и продолжил, – Бог милосерден, не даст на поругание люда православного от рук безбожников нечестивых! Аминь.
– Аминь, – Вяземский опрокинул в себя еще одну чару кваса и проговорил как бы невзначай, – митрополит Афанасий не доволен царем из-за введения опричнины, сказывает, мол, нельзя проливать кровь невинную, грех это большой.
Никита Федорович усмехнулся и стукнул по столу:
– Ах, знаю я этих святош. Сами же толкуют, мол, всяка власть от Бога. Самим Собором было благословение на поимку злоумышленников всяких да татей против царева трона, а теперь носы воротят да языками чешат: грех это, грех то, грех чё. А как что, так к кормушке царской бегут, выпрашивают подаяния да дары храмам.
– Я сам говорил государю, что негоже попов к власти подпускать, знаю я этих в рясах, чуть отвернешься, так они все себе приберут, а потом и власть всю в свои руки захватят. Видали мы примеры, каково королям в этих Европах живется: без благословения Папы и шагу ступить не могут, будто и не они корону носят, но у нас на святой Руси, покуда стоит православие, власть царя-самодержца не будет поколебима никакими бедами!
– За царя, – поднял кубок Никита Федорович.
– За царя, – промолвил за ним Афанасий Иванович.
Прошло
