где сейчас супруг твой. А вот воротился к тебе я не спроста. Хочешь знать, почему?
Женщина вздрогнула: она узнала этот голос, узнала. Каждый раз, открывая утром глаза, она молилась, чтобы лиходей не ворочался снова к ней, но увы, должно быть, такая у нее судьба нелегкая. Чего еще им нужно? Все, что было, они забрали себе, лишив ее и детей кормильца, денег, еды. Ничего не оставили. Так что еще им нужно?
– Супруг твой некогда задолжал мне, верно говорю?
Женщина кивнула головой.
– Верно. Все, что я забрал себе, то было мое, не ваше. Теперь вопрос: почто ты, ведьма окаянная, прошение на имя мое писала, а? Думала, не узнаю об этом? Сыну моему старшему на меня жаловалась, да? Но тот и правда глупцом оказался, вместе с Иваном Семеновичем татя в дом мой прислал, да мои люди вовремя спохватились. И знаешь, что я сделал с ними со всеми? Расскажу: татя убил мой верный соратник Путята, купец оказался без жены да еще калекой, теперь подсригшийся в монахи, а Андрея я сам лично проучил. Теперь ты поняла, во что ввязалась твоя пустая голова?
Женщина вздрогнула, все ее тело покрылось холодным потом. В углу заплакали дети. Никита Федорович встал и со всей силой ударил по столу, кувшин покатился и упал на пол, разбившись в дребезги. Он одним взмахом руки подал знак своим людям и те, посмеивались стали приближаться к несчастной, у которой на руках плакал ребенок. Первым подошел Каллистрат, высокий, тонкий, молодой. Глянув на женщину, он подмигнул Путяте и проговорил:
– «Медведь», как тебе баба, а? Это по твоей части.
Путята вплотную подошел к ней, долгим пристальным взглядом оглядывал ее худое от недоедание тело, впалые бледные щеки, потрескивающиеся губы, длинную темную косу. Ощупав ее своими большими руками, он разочаровано фыркнул и махнул рукой:
– А, не нужна мне такая. Худая как скелет, даже пощупать нечего, да и на лицо страшна. Забирай себе, коль хочется.
Женщина при этих словах вскрикнула, прижала младенца к себе. Нет, лучше умереть, но не дать тело свое на поругание лиходеям безбожным. Никита Федорович подошел к ней и с грозным видом протянул руки:
– Отдай мне младенца!
– Нет, ни за что! Лучше убейте прямо сейчас, но ни я, ни мои дети не попадут к вам в лапы!
– Смотри-ка, как наша курочка заговорила, – с усмешкой проговорил Каллистрат, но князь даже не обратил на него внимания.
– Последний раз повторяю: отдай мне ребенка или же я убью его на твоих глазах!
При этих словах она заплакала, дрожащими руками протянув плачущего малыша Никите Федоровичу. Тот осторожно взял ребенка и передал его Александру со словами:
– Выходи во двор да смотри лялю не урони, держи крепче.
Молодой человек покорно опустил голову и брезгливо взял младенца на руки, впервые ощутив в своих руках крошечное, словно комочек, тельце. Сам князь приказал женщина и оставшимся троим детям сидеть в горнице и не выходить никуда, иначе пуля из пищали
