в этот момент ушей моих достигло рычание, полное искренней, неподдельной злобы. Черный лохматый кобель, тот, что в прошлый наш визит в деревню едва не лизал руку брату Пону, выбежал из зарослей и встал на дороге.
Зубы его были оскалены, клыки выглядели огромными, точно у тигра.
– Тихо-тихо… Ты чего? – забормотал я, замедляя шаг и пытаясь задавить колыхнувшийся внутри страх.
Но вслед за вожаком объявились другие собаки, настроенные столь же «дружелюбно». Самая мелкая загавкала, наскакивая на меня и тут же отпрыгивая, и я вынужден был остановиться.
Нельзя показывать, что боишься, и вообще лучше не бояться.
Сказать легко, а вот сделать, когда оказался один на один с такой вот сворой…
– Тихо, – повторил я. – Мне нужно пройти в деревню. Я вам не помешаю.
Но человеческий голос, пусть даже спокойный, тайские собаки слушать не пожелали. Вожак зарычал вновь, в глазах его блеснула злоба, и я инстинктивно вздрогнул, отступил на шаг.
Тут на меня прыгнули сразу две псины, причем с разных сторон.
Первая мигом отпрянула, зато вторая ухватила зубами край монашеского одеяния. Дернула так, что ткань затрещала, и отскочила, стоило мне замахнуться.
– Прочь! – заорал я, оглядываясь в поисках крепкой палки.
Если треснуть одну собаку по хребтине, то другие разбегутся.
Но ничего подходящего рядом не нашлось, а свора продолжала наседать, вытесняя меня обратно в лес. Вожак медленно наступал и время от времени порыкивал, словно подбадривая своих «бойцов».
Сердце бешено колотилось, благостное настроение улетучилось вместе с вниманием дыхания. Я сжимал кулаки, ежился от страха и молился только о том, чтобы меня не цапнули всерьез.
Гноящаяся рана – штука серьезная…
Наконец я ухитрился нагнуться и подхватить с земли какую-то ветку, не особенно толстую, но длинную. Собаки остановились, но едва я попытался сделать шаг вперед, как меня оглушил многоголосый лай.
Нет, гнусные твари не собирались пропускать меня в деревню!
Я отступил еще дальше, надеясь выждать некоторое время в зарослях, чтобы самому успокоиться, а собакам дать возможность забыть про меня и убрести по своим делам…
Но нет, не помогло.
Свора вроде бы исчезла, но едва я опять зашагал вперед, как меня атаковали снова, с еще большим остервенением. Ветка моя сломалась, когда я заехал по морде самому наглому псу, и почти тут же мне едва не откусили палец – острые зубы клацнули, разминувшись с целью совсем чуть-чуть.
Тут я не выдержал и обратился в бегство.
Я стоял перед братом Поном, и лицо мое горело от стыда.
Меня трясло от только что пережитого, я потел и часто дышал, а мысли неслись бешеным потоком.
– Для начала сядь и успокойся, – сказал монах. – А потом мы поговорим.
Минут двадцать мне понадобилось на то, чтобы восстановить
