пудинг Дезире! – воскликнула она. – Вот бы получать его каждую неделю!
– Тебе это нельзя, Нонни! – напомнила я ей, опускаясь на ступеньку. – Забыла про свой высокий сахар?
– Прекрати меня учить, что мне можно, а что нет! – окрысилась Нонни. – Это ты забыла, кто тут внучка, а кто бабка.
Что тут скажешь? Нонни была лакомкой, совсем как ребенок. Скажешь, что ей что-то нельзя – и она непременно это слопает из одного упрямства. О чем ей ни напомнишь – обязательно окажется, что она обошлась без напоминаний.
Я прихлопнула на своей коленке мошку. Долго здесь не просидишь: стоит замереть – и они норовят тебя облепить.
Нонни ушла в дом и через минуту вернулась с ложкой. Села в кресло-качалку, поставив миску с пудингом себе на колени. Я отвернулась, чтобы не быть свидетельницей этого самоуничтожения, и услышала вздох наслаждения.
– Моя естественная трудовая жизнь подошла к концу, девочки, – сказала она. Она годами это твердила, но теперь я была готова ей поверить. Сегодня она выдержала в табакосушильне всего два часа; гоняться за малышом Уильямом и то стало для нее трудно. От нас с Мэри Эллой требовалось удвоенное трудолюбие, чтобы Гардинер не выгнал нас из дому. Вместо нас он мог бы поселить в нем кучу настоящих работников, семью с отцом и сыновьями, которые делали бы раз в пять больше, чем мы с сестрой и Нонни. Я всегда боялась, что он нас прогонит. Куда бы мы тогда делись?
Глядя на бабку, расправлявшуюся с банановым пудингом, и на сестру, хранившую свои тайны так же крепко, как прижимала к себе сына, я гадала, долго ли все это протянется.
3
Джейн
Доктор Карсон подал мне руку, помогая сесть. Кутаясь в тонкий халат, я кое-как примостилась на краю смотрового стола, неудобно свесив ноги. Он отъехал от меня в своем кресле, сложил на груди руки и улыбнулся. Густая седая шевелюра превращала его в дедушку-добряка.
– Думаю, вашему жениху повезло, – изрек он.
– Спасибо. – Из чего он сделал такой вывод? Пока он меня осматривал, я от смущения помалкивала, знай себе таращилась в потолок. Теперь мне пришлось на него взглянуть. Он не отвел глаз, сильно увеличенных стеклами очков в черной роговой оправе.
– Хотите обсудить какие-то тревоги из-за брачной ночи? – предложил он.
Как странно было слышать такой вопрос от незнакомого мужчины! Родная мать меня о таком не спросила бы. Как и Глория, хотя она моя соседка по комнате и лучшая подруга. Тем более Роберт. Я почувствовала, что у меня вспыхнули щеки – не в первый раз за последний час. Этот мужчина трогал меня за грудь, засовывал внутрь меня пальцы, изучал такие части моего тела, каких я сама никогда не видела. Но почему-то меня сильнее всего смутил именно этот вопрос о брачной ночи.
– Нет, меня ничего не тревожит, – пролепетала я. Мне не терпелось сбежать из его кабинета, но сначала надо было кое-что у него получить. Сейчас или никогда! Он ждал, как будто знал, что сейчас я обращусь к нему с просьбой. Я откашлялась.
