Мама отбрасывает обрывки оберточной бумаги. – Ему тридцать лет, но оно как новенькое. Бекки, это только идея…
– Какая идея? – спрашиваю я, помогая расправить шлейф.
– Оно может тебе и не подойти…
Я медленно поднимаю на нее глаза. Черт… Она серьезно.
– Боюсь, что действительно не подойдет, – говорю я осторожно. – Ты наверняка была постройнее меня. И… пониже.
– Но мы же одного роста, – озадачивается мама. – Ну давай, Бекки, примерь!
Пять минут спустя в зеркале в маминой спальне я созерцаю колбасу в оборках: тесный кружевной верх с гофрированными рукавами, на бедрах финтифлюшек еще больше… а потом они переходят в многоярусный шлейф.
В жизни не надевала ничего менее лестного.
– Ох, Бекки… До чего же я глупая, – бормочет мама, смеясь и вытирая глаза. – Моя девочка в платье, которое я носила…
– Мама… – Повинуясь порыву, я обнимаю ее. – Это… действительно прелестное платье…
Как бы намекнуть, что я его не надену?
– И оно смотрится на тебе превосходно. – Глотая слезы, мама нашаривает носовой платок и сморкается. – Но тебе решать. Если ты считаешь, что оно тебе не идет… просто так и скажи… Я пойму…
– Я… Ну…
Черт. Вот черт!
– Я над этим подумаю, – обещаю я, силясь улыбнуться.
Мы убираем свадебное платье обратно в чехол, перехватываем несколько сандвичей на ланч и смотрим старый сериал по кабельному каналу – мама с папой установили его совсем недавно. А потом, хотя времени еще достаточно, я поднимаюсь наверх и готовлюсь к встрече с Элинор. Матушка Люка – одна из тех манхэттенских дамочек, облик которых – само совершенство и безупречность, и сегодня мне меньше всего хочется ударить в грязь лицом.
Надеваю костюм от «DKNY», купленный на Рождество, новые фирменные колготки и туфли с распродажи в «Прада». Потом тщательно оглядываю себя, выискивая на ткани пятна и морщинки. На этот раз меня не поймаешь. Не будет ни одной выбившейся нитки, ни единой складки, в которую могли бы вонзиться рентгеновские лучи глаз Элинор.
Не успеваю я прийти к выводу, что все в ажуре, как в комнату торопливо входит мама. Она удачно выбрала пурпурный костюм от «Виндсмур» и буквально светится от предвкушения.
– Как я выгляжу? – спрашивает она с коротким смешком. – Сойдет для «Клариджа»?
– Прекрасно! Это действительно твой цвет. Только…
Я беру салфетку и, намочив ее под краном, вытираю мамины щеки, раскрашенные полосками румян а-ля барсук, – ясно, Дженис постаралась.
– Вот. Превосходно.
– Спасибо, дорогая! – Мама разглядывает свое отражение в зеркале гардероба. – Что ж, это будет замечательно. Встретимся наконец с матерью Люка.
– Гм… – неопределенно мычу я.
– Думаю, мы с ней подружимся! Нам ведь вместе заниматься приготовлениями к свадьбе… Знаешь, Марго, которая живет через дорогу, в прекрасных
