здесь, у Ариши, что Соня улыбнулась в Аришином стиле – все пройдет, и легко спросила:
– Обидки, ерунда, глупости… да, Левочка?
– Что же мне, в дверь ломиться? – шептал Левка и смотрел жалобно. – Да она и не откроет!.. Перед детьми позор, перед соседями…
– У тебя очередной роман, Левочка?
– Ты не понимаешь, я влюбился, – важно сказал Левка, словно возлагая на Соню вину не только за то, что варенье закончилось, но и за то, что она не понимает, КАК ему грустно оттого, что он уже съел все варенье, все…
Левка показал глазами на стоявшую поодаль разноцветную барышню. Повернулся, хозяйским жестом приобнял за плечи.
Разноцветная барышня, похожая на встрепанную курочку, без улыбки смотрела на Соню и так самостоятельно стояла под Левкиной рукой, будто наблюдала со стороны, как он трепыхается, бедный хвастливый петушок, бедный женатый на стерве Левка.
– И что? – грубо сказала Соня, обидевшись, что Левка был при барышне, а не она при нем.
– Ты не понимаешь… – со значением повторил Левка.
Это была Левкина любимая фраза – «ты не понимаешь»…
Нет ничего хуже, чем пытаться заснуть в чужой прокуренной комнате, где мучительно неуютно от невыветрившихся чужих запахов, табака и парфюма, и от усталости и возбуждения происходит странное, то ли странные ночные мысли в полузабытьи, то ли снятся странные сны.
Во сне она сидела на первой парте в школьном платьице, белом переднике с крылышками и бантом в волосах, – отличница. Все остальные дети в классе были в лаптях, некоторые босиком. А на учительском месте сидел Толстой, такой же, как на фотографии в Ясной Поляне, – седобородый, остроглазый, в серой мешковатой рубахе.
– Можно мне спросить, Лев Николаевич? – Соня подняла руку. – А если бы Анна не встретила Вронского, она все равно прошла бы весь этот путь – любовь, поезд, но с ДРУГИМ? С каким-нибудь князем Василием? Или спокойно состарилась бы, так и не узнав, что такое страсть?
Толстой, не отвечая, неодобрительно покачал бородой. Соня замерла, не решаясь прервать молчание.
– Надолго в Москву? Зачем? По семейным делам брата? – наконец спросил Толстой. – Замужем? У мужа уши есть? У вас один ребенок, сын?
У Сони создалось впечатление, что Толстой недоволен темпами прироста населения, и, как всякая отличница, она попыталась перейти к теме, которую хорошо знала.
– Почему Каренина и Вронского зовут одинаково? Чтобы написать фразу: «Какая страшная судьба, что они оба Алексеи»? – спросила Соня.
– Правильно, – довольно кивнул Толстой, – молодец, Николаева Соня, помнишь наизусть.
– Неправда, что Анна не знала, что выйдет из этой встречи на вокзале, – робко сказала Соня. – Потому что женщина всегда ЗНАЕТ. И что она не хотела привлекать к себе Вронского, тоже вранье. Она именно что ХОТЕЛА. Она же полюбила его в ту же минуту, как увидела! Она скрывала это от себя, врушка-врушка!.. Потому что правильно писали
