сам себя.
Коллинз глотнул из стакана красного вина и добавил:
– Ладно. Отчитался. А теперь рассказывай, что там у тебя. Хотя у меня было времени поболее, чтобы пустить все к чертям.
– Не пройдет и восьмидесяти четырех часов, как из-за меня умрет невиновный человек, – ответил О’Брайен.
8
Дейв Коллинз поставил стакан на стол, стоящий в центре кокпита[1]. Потер пальцем щетину на щеке. И с вызовом взглянул на О’Брайена.
– Мы вроде говорили об ошибках, которые уже сделаны. А твоя, похоже, где-то в будущем. Это пока не ошибка.
– Проклятый эффект домино. Последняя костяшка – казнь потенциально невиновного человека. А первая упала, когда я арестовал его одиннадцать лет назад. Штат собирается выдать ему смертельную дозу. И мне нужно что-то предпринять.
Коллинз, как пылесос, втянул носом воздух и выдохнул, присвистнув сквозь поджатые губы.
– Поднимайся на борт. Все это похоже на знатное дерьмо, дружище. Я буду молчать и слушать, пока готовлю «окуня под соусом Кронуса». А ты расскажешь все с самого начала.
О’Брайен поднял Макс, залез в кокпит и последовал за Коллинзом на камбуз.
Макс терпеливо сидела и следила за каждым движением Коллинза, пока тот готовил еду. Он выдавливал сок из лимона на большой кусок окуня, пока О’Брайен завершал рассказ. Он не упустил ни единой детали, какие мог припомнить, от места преступления до присяжных, вынесших приговор «виновен по всем пунктам».
Коллинз прикрыл дверцу маленькой печки, уселся на табурет и поболтал стакан с вином.
– Ладно, Шон… значит, ты веришь, что этот преступник, Сэм Спеллинг, видел убийцу, нашел орудие убийства, спрятал нож и шантажировал убийцу одиннадцать лет назад?
– Учитывая обстоятельства, исповедь на смертном одре перед священником, которого я хорошо знаю и которому доверяю, а еще факт, что кто-то стрелял в Спеллинга… возможно.
– Но, как ты сам сказал, ты не знаешь, связан ли выстрел с убийством Александрии… особенно спустя десять с лишним лет. Скорее, кто-то хотел, чтобы Спеллинг не дал показания по делу о наркотиках. Но ведь это не все? Я чувствую, есть что-то помимо этой исповеди.
– Я всегда сомневался, того ли парня взял.
– Почему?
– Слишком простое расследование. А некоторые детали не складывались. И все дело против Чарли Уильямса казалось ясным, может, даже чересчур.
Коллинз отпил вино, задумчиво проглотил и сказал:
– Сам знаешь, преступления на почве ревности часто бывают слишком ясными, хоть и грязными. И чаще всего поначалу не идет к убийству. Споры, ругань, убийца начинает психовать. Стреляет больше, чем требуется. А если оружие – нож, продолжает колоть жертву, хотя уже нанес смертельный удар. Место преступления – сплошная каша, но вот след, ведущий к убийце, всегда очевиден.
– Так оно и было тут. Слишком очевидно. Уильямс подходил по психологическому
