На станции Агрыз на пороге купе появился полноватый лысоватый подполковник с объемистым чемоданом и спросил:
– К вам можно?
– Заходите, товарищ подполковник, – радушно произнес Маслов. – Дорогим гостем будете.
– Ну, вот и хорошо, – открыто улыбнулся подполковник.
Петлицы на его форме были черные, а эмблемы с танчиками. Вскоре выяснилось, что он начальник штаба полка и возвращается из отпуска – был у матери. Планки на кителе показывали орден Славы и две Красной Звезды. Получалось, что попутчик был вполне себе геройский. И еще танкист, прямо как Поливанов.
– Извините, а где воевали? – кинул пробный шар начальник отдела. – И на какой технике?
И понеслось. Через некоторое время все тормоза, мешающие в начале общения, были сняты. На столике в купе появилась бутылка роскошного грузинского марочного коньяка «Варцихе», до того уютно ждавшая своего часа в объемистом, добротной кожи чемодане подполковника. За ней пошла другая бутылка.
Маслов пытался поучаствовать в трапезе жалкой бутылкой водки «Московская», но был властно остановлен танкистом – гусары такого не пьют. Похоже, затоварился армянским коньяком танкист основательно и ничего для попутчиков не жалел – благо зарплата, которая у армии раза в два больше милицейской, позволяла. Зато закуску всю вытряхнули из запасов москвичи. Странно, но хватило впритык. А за колбасой даже пришлось заглянуть в вагон-ресторан.
Душистый, отличный коньяк. Душевный разговор. И воспоминания, воспоминания, воспоминания. Про горящие танки, про штурмы городов, про трещащие под гусеницами немецкие пушки, про боевых друзей, которым повезло остаться живыми, и тех, кто сложили свои головы в боях за Родину. Ганичев, служивший в СМЕРШе, тоже вставлял время от времени свои истории – только несколько специфического характера.
Узнав, какое ведомство представляют попутчики, армеец обрадовался:
– А я на Дальнем Востоке с вашим братом сталкивался. Там начальником колонии назначили бывшего танкиста-майора. И как на беду, зэки взбунтовались. Он и пришел помощи просить. Наш комбат от щедрот ему три танка дал. Майор на радостях гусеницами по баракам проехался, да так, что бунтари только успевали выскакивать, остановился в центре зоны, высунулся по пояс из люка и заорал: «Вот так всех отныне давить буду!» Зэки до того обалдели, что от своих мерзких помыслов отказались, бараки восстановили и ходили шелковыми, пока он там руководил.
– Вот это дело. Это по-нашему, – удовлетворенно кивнул Ганичев.
– А вообще, я не понимаю. Что мешает к стенке всех поставить, кто не дает жить трудовому народу? – заявил танкист. – Что, голод сейчас, куска хлеба нет? Зачем воруют? Зачем грабят? Потому что гады они и иуды, и к стенке их всех. И не жалко.
– Нет, – покачал головой Поливанов. – Всех нельзя. Там тоже люди.
– Ну не знаю. Как скажешь. Я тебе доверяю, – кивнул танкист, и стаканы в железнодорожных подстаканниках снова
