был православный магазин со старинными книгами, картинами, иконами и церковной утварью. Здесь часто можно было встретить бородатого батюшку в черном облачении, с тяжелым крестом на груди.
– Ну а что господин Переверзев? – с улыбкой спросил Ренн. – Чем он может быть любопытен сегодня?
– В принципе этот человек мог переменить историю России.
– Что вы говорите? Вот уж не подумал бы. Как любопытно! И каким же способом он мог это сделать?
– Он мог арестовать Ленина в июле 1917 года как изменника и шпиона, и тогда…
Ренн улыбнулся какой-то своей мысли.
– Но, как я могу догадываться, не арестовал. Что же так?
– Ну, тут несколько обстоятельств сыграли свою роль. Во-первых, Переверзев, как и его коллеги по Временному правительству, просто не понимали, что происходит после отречения царя и куда влечет их рок событий. Привыкшие бороться с самодержавием и считать его самым главным и страшным врагом, они продолжали бороться с ним и тогда, когда оно пало и не представляло никакой опасности. А они продолжали сводить с ним счеты… Какая-то Чрезвычайная комиссия – кстати, вот откуда ЧК пошло! – расследовала деятельность царя, его министров, искала какие-то злоупотребления властью, допрашивала фрейлин, выясняла, что было у императрицы с Распутиным… Ну и прочая такая дребедень. Они зачем-то готовили некий грандиозный процесс над царизмом. А процесс-то этот дурацкий тогда уже был никому не нужен… Занятые этой чепухой, они не хотели видеть, что по Петрограду уже рыщет другая сила, которая не будет следовать никаким законам и установлениям, а просто уничтожит их всех без всякого суда и следствия. Раздавит, как блох, сметет, как ненужный исторический мусор…
– Знаете, мой друг, я думаю, они просто не представляли себе, что такое возможно – просто убивать миллионы людей как… «чуждый элемент». Было тогда такое славное выражение.
– Не представляли! Книжки надо было читать. Например, про французскую революцию. В них все было описано. Кстати, сразу после первой революции 1905 года в России специально выпустили книгу «Революционный невроз» – про ужасы и закономерности французской и всякой другой революции. Хотели предупредить, предостеречь… Куда там!
– Так ведь они, все эти господа, и сами, кажется, были революционерами?
– В том-то и дело. Они не могли бороться с Лениным, потому что он для них был – свой. Тоже борец с ненавистным самодержавием.
– В общем, что называется, свои люди – сочтемся, – засмеялся Ренн.
– И сочлись. Очень скоро. В подвалах уже другой Чрезвычайной комиссии…
Ренн поерзал в кресле, вздохнул и ничего не сказал. Да и что тут было говорить?
В дверях возникла пожилая экономка, которая работала у Ренна, по его словам, с каких-то допотопных времен и, как это заведено у русских людей, давно стала самым настоящим членом семьи.
– Мадам приехала, – с каким-то
