на меня, покачал головой и сказал, что ум – это моя хроническая болезнь, моя деревянная нога и что чрезвычайно бестактно обращать на это внимание присутствующих. Давай же, старина Зуи, будем вежливы и добры друг к другу – мы ведь оба прихрамываем», – эту фразу обнаружил подчеркнутой Иван в книге Сэлинджера пару лет спустя; эту книгу подарила Ставриди – и правда, быть умным ему казалось сродни инвалидности.
В последний момент перед началом праймериз консерваторов он сказал, что выборы выиграет «Тётушка» Ставриди.
С Тётушкой у Шульгиных были сложные отношения. Она была студенткой у отца Сергея Шульгина, и на долгие годы вписалась в ряды друзей семьи второго ряда. Дед-профессор регулярно собирал респектабельные академические вечеринки на балтийском побережье, на которых прекрасная преподавательница словесности, можно сказать, блистала. Она не была красивой женщиной – по слухам, мужчины её вообще не интересовали – но непривлекательная внешность делала её облик благороднее, чем если бы она была красавицей. А ей только того и надо – смотреться как можно солиднее, говорить как можно убедительнее, завоёвывать симпатии, оставлять впечатления – но не мимолётные, а глубокие.
А потом, в конце 90-х, что-то произошло – и она двинулась в консервативную политику. В точности как это случилось – проскочило мимо внимания Ивана. Вроде бы в каком-то ток-шоу она позволила себе несколько резких суждений, которые понравились пиарщикам Консервативной партии; ей предложили стать одним из лиц движения – Ставриди согласилась. В академических кругах, традиционно левых, это произвело эффект разорвавшейся бомбы: как это? Нина Михайловна слыла чуть ли не «красным профессором» – и вдруг оказалась в числе сторонников «свободного рынка» и «традиционных ценностей». Дед отказался с ней общаться, когда на предвыборных дебатах она вдруг заявила, что неплохо бы ослабить все существующие ограничения на ношение огнестрельного оружия: «Где она была, когда в 1968-м мне ногу прострелили? Ах да, эта дрянь ещё в школу ходила». Так светило филологии, переводчица «Бесконечного остроумия» и интеллигентская икона потеряла половину друзей – зато оказалась в парламенте. Сергей Шульгин не рвал с ней отношений, но когда они случайно встречались – их петербургские дома были по соседству – здоровался холодно.
14 июля 2007 года, за день до старта праймериз в обеих партиях, 12-классник Иван Шульгин затеял с отцом беспредметную беседу, в конце которой он вдруг выпалил (в сущности, для того и вломился к нему в кабинет): «И кстати, чуется мне, следующим нашим президентом будет кое-кто с греческой фамилией».
Противостояние, как он называл это, правой горячке, стало на несколько лет лейтмотивом его мировоззрения. Он целил во врагов всего нового в кабинетах, коридорах и на улицах. Иван, выступавший в университетском листке с публицистическими
