В эпоху Начальной летописи эти племена или не были покорны Русскому государству, или оно только что начинало утверждать над ними свою власть. Мы видели, что о самояди летопись не говорит в своем этнографическом вступлении и упоминает ее только однажды, случайно, по поводу рассказа новгородца Гюряты Роговича о югре. Такое же случайное упоминание делает о ней и летопись XII века, говоря о старых людях, ходивших будто бы за югру[93] и самоядь. Относительно югры мы имеем более данных. В перечне народов она показана крайним северо-восточным населением в Заволочье. Но в числе даннических племен ее нет. Затем в известной вставке о людях, заклепанных в восточных горах Александром Македонским, – вставке, уже упомянутой нами, – мы имеем рассказ очевидца, из которого можно вывести заключение о географическом положении югры. «Послах отрок свой, – говорит Гюрята летописцу, – в Печору, люди, яже суть дань дающе Новугороду; и пришедшю отроку моему к ним и оттуда иде в Югру. Югра же людье есть язык нем и седять с Самоядью на полунощных странах» (Лавр., с. 107). По прямому смыслу этого известия Югорская земля представляется лежащей за новгородскими владениями в Печоре, к северу от этого племени. Но, если верно, что это последнее занимало область между Камой и Вычегдой, то в таком случае югорско-самоедские поселения или кочевья следовало бы полагать далее на север, за Вычегдой до тундр поморья, по восточным притокам Двины, по Мезени и по Печоре. То же подтверждается положением, какое дает летописец югре относительно поморской части Северного Урала. «Югра же рекоша отроку моему, – продолжает Гюрята, – дивьно мы находим чюдо, его же не есмь слышали преже сих лет; се же третье лето поча быти. Суть горы зайдуче луку моря, им же высота аки до небесе, и в горах тех кличь велик и говор, и секуть гору, хотяще высечися; и в горе той просечено оконце мало, и туде молвять, и есть не розу мети языку их; но кажють на железо и помавають рукою, просяще железа, и аще кто дасть им нож ли, ли секиру, дають скорою противу. Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом; тем же не доходим их всегда; есть же и подаль на полунощьи» (Лавр., с. 107). Таким образом, область югры лежала к югу или, вернее, к юго-западу от Северного Урала и довольно на значительном от него расстоянии. Что этот хребет был малоизвестен тогда самой югре, указывается отчасти баснословностью рассказа о загорных обитателях и торговых сношениях с ними, выражение же «чюдо, его же не есмы слышали преже сих лет; сеже третье лето поча быти» можно объяснить только тем, что сами югорцы получили первые сведения об Урале весьма незадолго до прихода к ним Гюрятина отрока, то есть не ранее самого конца XI или начала XII века. На юге и юго-западе Югорские земли прилегали к поселениям печоры на Вычегде и еми на Сухоне. Там, где соприкасались эти племена, до сей поры за некоторыми местностями удержались названия югорских. Таковы река Угроньга, приток Ваги в Вельском уезде, Угорма, приток Кубины в Кадниковском уезде; Югорская и Югрина в Тотемском уезде, в области Сухоны; Югринская деревня на юге в Никольском уезде, Гурганская
Рассказ о югре внесен в Лаврентьевскую летопись под 1096 годом, тотчас же вслед за «Поучением Мономаха» и его письмом к Олегу. Но происхождение его, кажется, более позднее; оно относится к первой четверти XII века. Нет сомнения, что оно составляет продолжение того этнографического объяснения, какое делает летописец относительно происхождения хвалис, болгар, половцев и др. по поводу половецкого набега на окрестности Киева и сожжения ими монастырей Печерского, Выдубицкого и др. (Лавр., с. 99, 100). И это объяснение и разговор с Гюрятой связуются вопросом о нечистых человеках, заклепанных в горе Александром Македонским, которые должны изытти перед кончиной мира. Поучение и письмо Мономаха – позднейшая вставка, сделанная или самим Лаврентием (в XIV веке) или в одном из списков летописи, которыми он пользовался. Одно ли и то же лицо написало и упомянутое этнографическое объяснение происхождения половцев, туркмен и др. и разговор с Гюрятой, конечно, решить категорически трудно. Скорее, однако, можно допустить, что разговор с Гюрятой вписан при составлении свода Сильвестром от его собственного лица по поводу объяснения, сделанного печерским иноком. На это указывают вступительные слова: «Сеже хощю сказати яже слышах преже сих 4 лет» (Лавр., с. 107). По складу своему он очень близок к рассказу о ладожских чудесах в Ипатьевской летописи; близок он и по времени происхождения. О падающих глазках, веверицах и оленцах летописец слышал, «бывши в Ладоге в 1114 году»; о югре – в Новгороде «преже сих 4 лет» – выражение, которое не иначе можно понять, как «за четыре года до сего», то есть до окончания древнего текста Начальной летописи в 1116–1117 годах, следовательно, также около 1113–1114 годов.
