в музей.
– В музей? – фыркнул Лебедев.
– Хочу одну аниматину показать. Там героиня один в один на неё похожа. Потом бы в кафе сходили или ещё куда-нибудь. На велосипедах бы покатались.
– Ты лучше возьми отгул, да тащи к себе домой, когда родаков нет.
Перестав думать, что окружающие умнее меня, заметил, что друг попросту завидовал:
– Эх, Лебедев, оказывается, ничего ты не понимаешь.
– Да побольше твоего.
– У тебя живот побольше моего.
– Чего ты оскорбляешь да ругаешься?
– Прости, дружище. Ты сам говорил, что толщина солидности придаёт. С тобой даже начальник на «Вы».
Лебедев стукнул себя по выпирающему пузу:
– Просто делаю хорошую мину при плохой игре.
– Говори проще, без книжных фраз.
– Тоже мне советчик. Что толку, если я стану говорить, как хулиганы со двора?
Мы взяли в палатке возле дома по банке пива и взобрались на ствол поваленного дерева. Поверхность отполирована поколениями жильцов. В гигантском узловатом стволе много дырок от выкорчеванных сучков – как раз помещалась банка, как в подставке.
– Ладно, тоже признаюсь, – Лебедев сделал большой глоток: – Моя жизнь – дерьмо.
– Да ладно.
– Ни девушки, ни работы нормальной. Интересуюсь философией, политикой, да скучной музыкой.
– У всех так. Ну, кроме скучной музыки. Я люблю бодрую.
– Ты хотя бы влюбился.
– В девчонку, что сбежала до знакомства.
– А мне даже влюбляться толку нет. Кому я такой нужен. Скучный.
– Скучный от того, что умный. На счёт работы: надо потерпеть. Завершим практику обходчика и быстро в карьерный рост пойдём.
– Я не хочу железнодорожником быть.
– А зачем поступил в Транспортный?
– Будто, когда твой двор рядом с Вокзалом, есть выбор.
– Выбор есть всегда, – сказал я убеждённо.
– Дурацкая фраза. Сам разговариваешь, как в книгосериале.
– Да, банальность. Но переживи эти слова по настоящему, поймёшь их истинную цену. Я сам недавно понял. Дважды потеряв одну и ту же неизвестную любовь.
Лебедев продолжал упорствовать в меланхолии:
– Мне даже вызов от Судитрона три раза приходил.
– Чуть ниже среднего. Всё ещё впереди. А вот у меня проблема: могу стать отказником.
Упоминание о моей беде взбодрило Лебедева:
– Как ни крути, а заделался отказником, считай, вся жизнь под откос.
– Не преувеличивай. Сейчас демократия, никто не обязан, как при совке, строем ходить на Почтительное Ожидание. Живут же люди, отказавшиеся от просьб Судитронов.
– Живут, но карьеры уже не делают. В Америке демократия подольше нашей, а все, как миленькие, строем и с песней ходят.
Лебедев смело спрыгнул со ствола.
