говорить об их какой-то уникальной духовной ущербности. Поскольку так поступали многие народы – и устюжане, и владимирцы, и новгородцы, и киевляне, жители Твери, Москвы и других городов.
Вятчане стали хлынами и слепородами исключительно по воле авторов этих концепций, поскольку эти допущения играли в них не последнюю роль. Как известно острие критики Верещагина было направлено против авторитета «Повести о стране Вятской», со страниц которой вятчане предстают благочестивыми наследниками новгородцев. Поэтому мысль о «Хлынове – городе хлынов» казалась ему одним и аргументов, опровергающих этот авторитетный источник. И он, действительно, преуспел. Если в «доверещагинских» изданиях по истории Вятского края77 мы не встретим и слова о хлыновстве вятчан, то уже в начале 20 века благодаря, прежде всего, публикациям А.С.Верещагина, гипотеза о «вятчанах – шестниках, хлынах и изгоях» прочно утверждается в историографии Вятского края.
Важное место она занимает и в концепции Гомаюнова, усердного почитателя преп. Трифона Вятского, «земная миссия» которого, по мысли ученого, состояла в излечении вятчан от «родового греха» слепородства.78 Эта мысль представляется вполне логичной для методолога, педагогичной – для учителя и богословски обоснованной – для священника. Поскольку все мы, отчасти, духовно слепы и тем самым доставляем немало бед, как ближним, так и самим себе. Вопрос в другом – насколько она исторична? Существуют ли, действительно, веские основания называть именно Хлынов городом хлынов и утверждать, будто именно это прозвище, в его отрицательном значении, предопределило название нашего города?
А что говорят источники?
Для ответа на этот вопрос историк должен обратиться к источникам. Важнейшими из них принято считать письменные, и среди них – общерусские летописи или памятники местного летописания. Однако, как было отмечено замечено выше, ни один из этих источников не называет жителей Хлынова хлынами или слепородами, но всегда вятчанами.79 В том числе при описании битвы с устюжанами в Раздерихинском овраге, в которой, по мнению Гомаюнова, особенно ярко проявилось слепородство вятчан.80 Нет этих слов в «Повести о стране Вятской», «Вятском времяннике» и «Летописце старых лет».
Казалось, следовало бы ожидать, что хлыновство и слепородство вятчан должны были бы получить соответствующую оценку в памятниках духовной литературы. Но ни в «Повести о Великорецкой иконе», ни в «Житии преп. Трифона Вятского», ни в его духовном завещании братии Успенского монастыря81 о них также нет ни слова. Нет этих слов и даже намеков на них и в древних богослужебных текстах (тропаре, кондаке, молитве), посвященных преп. Трифону или Великорецкому образу. В 8 икосе акафиста преп. Трифону упоминается исцеление от слепоты,
Например, в изданных в 1870 г. «Истории Вятского края с древних времен до начала XIX столетия» С. Васильева и Н. Бехтерева и «Историческом очерке Вятского края со времени поселения в нем новгородских выходцев до 1870 года»
Гомаюнов С. А. Проблемы методологии… – С.114
В частности, ссылаясь на В.В.Низова, об этом писал Л.Д.Макаров в указ. соч.
Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.19—21.
Духовная грамота преподобного отца нашего архимандрита Трифона \\ Житие преподобного отца нашего Трифона Вятского чудотворца \ Сост. И. Шестаков. – Казань, 1868. – С. 117—124.
