к бутербродам с колбасой справа. в темноте чувства обостряются; кажется, будто пармезан только что вырыли из влажной земли. еще и поэтому я откладываю прием пищи на ночные часы. моюсь дважды в неделю. по статистике, этого достаточно. в конце концов, я не в тропиках живу. пока я принимаю душ, крутится стиральная машинка. стою под ним невероятно долго. сижу, как раньше сидел, в воде, достающей мне до щиколоток. намокнув, тело от прохлады вокруг моментально начинает мерзнуть. словно меня колют тысячи иголок. в дополнение к этому я то и дело лью на себя холодную воду. только окоченев, я начинаю понимать, что вообще существую. и так, пока не закончится стирка. мокрое белье развешиваю у себя же в комнате на сушилке. не представляешь, до чего быстро оно высыхает. я включаю посильнее отопление и наблюдаю, как меняются отдельные вещи. поначалу влажная футболка плотно облепляет проволочные перемычки. затем она становится жестче, комкается, по ней видно, как она хочет, чтобы ее поскорее сняли. это настолько новые для меня ощущения. мне важно, чтобы ты понимала, как сильно я стараюсь. чтобы ты понимала, как идет моя одинокая борьба. чтобы ты понимала, ким, что сначала нам необходимо отпустить друг друга, чтобы потом встретиться в ином месте совершенно иными людьми.
пора бы уже и расцвести. я чую приближение весны. ты знала, что весна как образ действия уже не в моде? я хочу сказать, что в новостях о ней, конечно, говорят, и твердят, что мы должны радоваться ее приходу, но вот о том, что природа в это время примеряет на себя новый наряд, что она возрождается – об этом никто не помнит. солнце еще не взошло. вскоре над рекой поднимется туман и выползет на улицы. скоро на подоконник прилетят первые птицы.
перед тем как забрезжат первые лучи, я отношу тарелки на кухню. мою их сам, выходит тише, нежели в посудомойке. не хочу присутствовать при том, как родные просыпаются, не хочу быть с ними, хочу быть сам по себе. упорядочиваю свои мысли, как ты любишь говорить. не хочу, чтобы кто-либо мог повлиять на их ход.
и так уже две недели. сейчас взойдет солнце, и я боюсь, что если натяну штаны и спущусь к фонтану, то обнаружу, что ты так и не ушла. что тебя занесло снегом, а губы твои посинели. с тебя станется. тиль[1]
5
Тиль опускает руку в воду и выуживает бутылку пива. Вода подступает к краям ванны, по всей длине переливается через борт; с локтя парня стекают капли и стучат об пол. Этикетка настолько склизкая, что не составляет труда снять ее и прилепить на зеркало рядом с остальными. На полке теснятся тюбики с кремами, дезодорант и лак для волос. Тиль брызгается, проводит пальцами по волосам, ероша их. Квадратный подбородок достался ему от отца, ямочки – от матери, рубашка в красно-черную клетку – от сестры, которая привезла ее в подарок прошлым летом из Англии. Она застегнута на множество мелких черных пуговок. Анна-Мари сказала, там все так носят – все такие же чопорные, как он сам. На самом деле это не чопорность, а всего-навсего затянутость
Вся переписка в романе дана с сохранением авторской орфографии и пунктуации. –
