коня,не бросайся ему под копыта.
Чтобы, злясь и любя,
не жалеть мне тебя,
даже если ты будешь разбито.
«В глазах напрасно ищу ответа…»
В глазах напрасно ищу ответа,
напрасно слова ловлю.
Снова уходишь, согнувшись от ветра.
зачем я тебя люблю?
Дни – и висящее в воздухе имя.
Пусть это станет лирической песней,
пусть это станет слезами моими,
одновременно – пусть станет местью:
Ты обернешься еще на минуту.
увидишь, как я смеюсь.
Ни шага навстречу. Ни дня не забуду.
Не оглянусь.
«Довольно. Мне так надоели прения…»
Довольно. Мне так надоели прения.
С собственным сердцем пора мириться.
Сердце, твои и мои ускорения
мы успокоим, не будем так биться.
В стараниях вижу зеркально обратное,
мечты ненадежные – не сожалею.
Теперь моя линия – боль безвозвратная.
Уходишь – иди. Я уйду скорее.
Последние чувства рву, так больно.
Последнее счастье не отпуская,
себе повторяя: «Довольно, довольно»,
последние слезы с дождем глотаю.
«Может, кто-то, как я…»
Может, кто-то, как я,
пульса удары гоня,
зовет среди ночи и дня:
– Слышишь меня?!.
Я слышу бешеный хор
на улицах и в домах.
Это – не разговор.
Это – животный страх.
Не слыша друг друга,
друг друга кляня,
в разные стороны:
– Слышишь меня?..
Ты не позволишь себе стонать?
Ты ловишь искры чужого огня?
А кто же будет тогда кричать
– Слышишь меня?!
Вот бы голос хоть раз услышать
того, кто виски руками сжав,
этой мыслью впервые дышит,
но все же спросит у снега на крыше:
– Слышишь меня?
«Идут года…»
Идут года.
Смотри туда,
красиво, да?
Кругом вода.
Мой троллейбус – в дожде и во тьме.
Как мелодию, слушаю счастье —
оказались полезными мне
все прошедшие беды и страсти.
На дождь смотри —
листок несет.
Не говори,
что знаешь все.
В окна бьет то ли снег, то ли град.
Плачет девочка – грустно в больнице.
Это ж я, пару жизней назад,
в вестибюле боюсь заблудиться.
Нет, не я. А на улице – мрак,
и троллейбус – как время, как мания,
как большой вопросительный знак —
отрицание отрицания.
А ветер над домами рвет
воды большой круговорот.
По крыше бьет.
Он так поет.
Нет, он не пьет —
ни разу в год.
«Каштаны
