больно вкус у страсти стоек,Так хочется порой кино
Пересмотреть, хотя известен
Сюжет до самого конца,
Так перепевы старых песен
Нередко трогают певца…
Так еле-еле уловимый
Знакомый запах прошлых лет
Вскрывает памяти глубины,
Что фомка вздыбленный паркет
(Эффект глубоководной мины!),
И никакой пощады нет…
Тогда прокатом за прокатом,
Тогда волною за волной,
Несвоевременно, с накатом
Воспоминанья за тобой
Идут, и хочется увидеть,
Услышать, хочется побыть
Там, где дошло до ненавидеть,
Где выпало до разлюбить.
Но почему-то не случилось
Того, к чему вела война,
И что-то в сердце сохранилось
От вкуса прежнего вина.
И что-то к сердцу прицепилось
От угасающей любви,
И спряталось, и затаилось,
Чтоб не нащупать, не найти…
Но только странное стеченье
И обстоятельств, и примет
Через твоей души мученья
Былое выведет на свет.
Всё изменяется, и время
Давно уж сделало своё:
Рябина раз в году краснеет,
И раз в году желтеет клён.
Нет, возвращаться, друг, не стоит
Туда, откуда уходить
Тебе придётся, и историй
Прошедшего не оживить.
Им будет лишь печаль наградой,
И это ясно наперёд,
Когда невольно где-то рядом
Частичка прошлого мелькнёт.
Но, как бы ни старалась спутать
Концы у времени беда,
Между секундной и минутной
Есть что-то большее всегда…
Годовик
Мне помнится благое время,
Когда легко я узнавал
Природы ход и в это верил;
Когда с Покрова снег лежал;
Когда поля на Ерофея
Всё слышали, и видел лес,
И ветер холодами веял,
И никли долы с ним окрест.
Мне помнится благое время,
Когда с приходом дня Луки
С морозцем дули ветерки,
Силёнки жалкие жалея;
Когда слетались на Зиновья
Синички, щёглы, снегири
И ладно строили зимовье
В лучах негреющей зари;
Когда к Козьме-Демьяну первый
Ледок на лужицах лежал.
Все знаки понимал я верно,
Всё без ошибок толковал.
Так, ноябрями ждали наста —
Снежка сурового Ераста,
И крепок был тот тонкий наст:
Ераст такой – на всё горазд!
Мне время помнится благое,
Когда с Николы дня зима
Свои суровые права
Скрепляла первою пургою.
В Сочельник месяц тощий мёрз,
И звёзды с холода хрустели,
Глаза слезились, и от слёз
Краснели щёки и горели.
А под Ефимов, праздный день,
Пугала воями метель,
Но
