вольноотпущенники, рабы! Стоит ли теперь удивляться тому, что над нами глумливо потешаются все, кому не лень? От мала до велика, от Кавказского столпа и до Геркулесовых столбов!
– Согласна-а-аа… – тягостно протянула я и утешающе взяла Лео под руку. – Но ты так и не рассеял мои сомнения. Кто же всё-таки нравственно выше: Максимий или, например, Диоклетиан?
– Нашла, кого припомнить! От власти нужно уходить в смерть, а не в огородничество. Уж лучше истерически прокричать: «О, какой великий актер погибает!», нежели промямлить ничтожное: «А посмотрите, что за капустку я вырастил…»
– Тем не менее, обе фразы остались в истории. И неизвестно еще, которую чаще вспоминают.
– Известно. Вторую. Заветная мечта всякой посредственности: всласть повластвовал, покуролесил, и на покой. На правительственную виллу в Байях. А добровольно вставать под меч ой как не хочется! Кому нужен такой финал?
Я дальновидного Диоклетиана уважала да и чисто по-женски была против, но промолчала.
Мы миновали ворота, на которые было жалко смотреть. Створка всего одна, а полностью озаборить успели лишь западную сторону. На восточной зияла дыра локтей в сто, никем не охраняемая – пост внешнего сторожа давно упразднили. Спешно демилитаризовываясь, разваливали всё, что могли, ожидая со дня на день прибытия оборотистых германских хозяев. Разве что плакат не повесили: «Продаемся со всеми потрохами!» Германцы прибыли, подарки взяли, пивка за свое здоровье выпили, но от покупки отчего-то воздержались. И с обещанными инвестициями не спешили. В будущее совместное предприятие «Амазонки и Валькирии». Впрочем, высшее начальство Учреждения на трудности жизни явно не сетует.
Зима стояла в этом году просто на загляденье: прочный, суховатый мороз не ниже трех и не выше восьми держался вот уже второй месяц. Стылые стужи и постылые оттепели были напрочь позабыты, а редкие задумчивые снегопады начинались ближе к вечеру и незаметно заканчивались к полуночи, словно так и задумывала Небесная Канцелярия. Сейчас она выдала нам ясный неподвижный вечер с необыкновенно близким чернильным небом, вышитым голубоватым звездным бисером. Томная Селена, примерив едва заметную газовую вуаль, отбросила ее и засияла во всем своем великолепии, источая прозрачное золото. Я благодарно улыбнулась ей, почитая превыше Гелия. Сестра превосходила брата скромностью и очарованием.
Шаг за шагом мы приближались к гаражному лабиринту, вросшему в толпу диких яблоневых деревьев. Они были так густо усыпаны снегом, что напоминали плюшевый шатер, под которым укрылось племя последних кентавров, спасаясь от стрел безумного Геракла. Кустарники вокруг тонули под сплошной белой пеленой, неровно отороченной снизу рваными оборками темно-синих теней. Со склонов холмов по обе стороны хорошо утоптанной широкой тропы мне весело подмигивали крупные ажурные снежинки, передавая вереницей
