понимает, что надеяться на прощение он может лишь в том случае, если вернет лошадь в целости и сохранности.
– Полковник Росс не производит впечатления человека, способного прощать.
– Не в полковнике дело. Я ведь лицо неофициальное, поэтому сам решу, что ему рассказывать, а что нет. Не знаю, заметили ли вы, Ватсон, но полковник разговаривал со мной несколько надменно. Теперь я хочу немного позабавиться. Ничего не говорите ему о лошади.
– Хорошо, буду держать рот на замке.
– Конечно же, все это ерунда по сравнению с главным вопросом: кто убил Джона Стрейкера?
– И теперь вы возьметесь за него.
– Наоборот. Мы с вами возвращаемся в Лондон вечерним поездом.
Слова моего друга поразили меня как гром среди ясного неба. Мы пробыли в Девоншире всего несколько часов, и вдруг он решает прекратить столь успешно начатое дело! Я был так удивлен, что не проронил больше ни слова до самого дома Стрейкера. Полковник и инспектор дожидались нас в гостиной.
– Мы с доктором Ватсоном возвращаемся в столицу сегодня вечерним экспрессом, – с порога заявил Холмс. – У вас здесь в Дартмуре удивительно чистый воздух.
От удивления глаза инспектора округлились, но полковник лишь презрительно скривил губы.
– Выходит, вы поняли, что найти убийцу несчастного Стрейкера вам не удастся.
Холмс неопределенно пожал плечами.
– В этом деле есть кое-какие сложности, – сказал он. – Но я все же склонен думать, что во вторник ваша лошадь выйдет на ипподром. Пусть ваш жокей будет готов. У вас есть фотография мистера Джона Стрейкера?
Инспектор вытащил из конверта карточку и передал ее Холмсу.
– Дорогой Грегори, вы прямо-таки предугадываете мои желания. Если позволите, я оставлю вас на минуту, мне нужно задать один вопрос служанке.
– Должен сказать, я очень разочарован в нашем лондонском помощнике, – резко сказал полковник Росс, проводив взглядом Холмса. – По-моему, с его приездом мы не продвинулись ни на йоту.
– По крайней мере, он считает, что ваша лошадь будет участвовать в забеге, – заметил я.
– Да, он так считает, – пожал плечами полковник. – Только мне было бы спокойнее, если бы моя лошадь стояла у меня в конюшне.
Я уже хотел вступиться за своего друга, когда Холмс снова вошел в комнату.
– Итак, джентльмены, – бодро воскликнул он, – теперь я готов ехать в Тависток!
Мы вышли на улицу и направились к коляске, один из работников конюшни открыл для нас дверцу. Когда Холмс уселся на мягкое сиденье, ему в голову, очевидно, пришла какая-то мысль, потому что он наклонился вперед и коснулся рукава конюха.
– У вас в загоне несколько овец, – сказал он. – Кто за ними ухаживает?
– Я, сэр.
– В последнее время с ними не происходило ничего странного?
– Ничего особенного,
