ответ юная розочка многозначительно расправила крайние лепестки, которые, казалось, страстно затрепетали.
Поцеловав старинную гордость рода Дюбуа, Глория проследовала дальше – привычным, а сегодня необычайно волнительным маршрутом, который она в шутку называла эмигрантским, потому что извилистая дорожка из желтого кирпича вела к первой из французских роз, укоренившейся на Американском континенте.
Да, однажды парижская удача и преуспеяние закончились – по вине той самой, печально известной Варфоломеевской ночи.
Глория посторонилась, вежливо пропуская группу экскурсантов, – судя по всему, из Японии, до зубов вооруженных фотоаппаратами да видеокамерами.
Влюбленная аспирантка вновь ощутила жуть, которая осталась от ночного кошмара.
Католики старательно проливали чужую кровь, очищая Париж от гугенотской ереси.
Во сне это происходило как в плохом голливудском блокбастере, грешившем натурализмом.
Еще одна такая пытка избыточной исторической виртуальностью – и нервы могут сдать окончательно.
Вся надежда, что Гранд Маман сегодня вечером сыграет роль психотерапевта.
Главное – избавиться навсегда от принудительного многосерийного возврата в прошлое.
Пусть кошмар канет в вечность, а любовь – любовь останется.
Глория уступила дорожку жестикулирующим и громко говорящим итальянцам.
Экскурсанты нисколько не удивились девушке, которая о чем-то спрашивала цветы. Может быть, они решили, что так и положено вести себя сотрудникам селекционного центра.
А вопросы аспирантка с бейджиком на груди задавала трудные. Как на главном, судьбоносном экзамене.
Почему всегда счастье соседствует с горем?
Почему расстаются влюбленные?
Почему люди ненавидят людей?
Как жить, когда жить порой не хочется?
Где искать опору и уверенность?
Но выросшие под надежным кровом селекционного центра изнеженные гордые розы не знали ответов на вопросы, сопутствующие каждой человеческой судьбе.
Они в положенные часы цвели и благоухали, по всем правилам поглощали углекислый газ и вырабатывали кислород, не ведая ни страха перед неизведанным будущим, ни трепета по давно минувшему.
Глория наконец прошла эмигрантский путь из желтого кирпича – от парижской розы «Птит амур» до квебекской, точно названной предками, обретшими новую родину, «Патри Нувель».
Аспирантка благоговейно замерла перед «Патри Нувель» – пышной, крепкой и основательной покорительницей Канады.
Квебекская неофитка отличалась повышенной махровостью цветов, напоминавших багровыми оттенками о безвинно пролитой крови.
– Представь, милая, у него темно-русые волосы, – прошептала Глория кусту, торжественно и гордо раскинувшему шипастые и непокорные стебли.
Куст взволнованно породил освежающий
