умолкшие грозные пушки,как теплом по весне
не унять истомлённость полов.
Дали пайку
окопного дымного хлеба —
и скорей в наступленье!
За пядями пядь
горемычной земли загребаем рывками…
Хоть охапками снега готовы принять
наше
кровное
всё,
что копилось веками
и оставлено предками пестовать нас.
Нам не нужно чужого!
Мы готовы делить без остатка своё
меж роднёй и друзьями.
Только сами!!!
2.
Заворочалось утро.
Показал красный зев небосклон.
Взрыв, как вызов перчаткой,
брошен прямо в лицо.
Перламутра
раскололся небесный шаблон…
Расслоённой сетчаткой
искажённо внимаю весь огненный ад.
«Это вроде чистилища первый этап
батальоны проходят!» —
так сказал перед боем весёлый комбат.
…Пахнет йодом ползущий ко мне эскулап.
Я не чувствую тела —
значит крепко задело,
значит вовремя всё же меня санитары находят.
«Будем жить!» —
всё шептал, вынося на себе из огня,
санитар с растрепавшейся рыжей косою,
надрываясь под тяжестью грузного тела.
Как решить
это мог за меня
этот взгляд,
покоривший очей
бирюзою?
Владислав отвёз стих в Краснодар и в первый раз посетил заседание молодых кубанских писателей. Здесь он впервые познакомился воочию с некоторыми из них. Сразу же бросилось в глаза, что все, молодые и старшего возраста, называли друг друга на «ты» и исключительно по имени.
– Да, демократия тут развёрнута на полную катушку, – отметил для себя Влад. – И стар, и млад имеют равнозначные права. Как видно, преобладают свободные нравы.
Это впечатляло. И обнадёживало. Сулило перспективы. А в остальном нужно было присмотреться. Однако перед Меланьиным все лебезили, хотя и старались показать себя независимыми. И всё-таки чувствовалось кто здесь хозяин хотя бы по тому, что только Валентин Николаевич позволял себе капризничать. Он, как избалованная девица, надувал губы и обиженным тоном выказывал своё недовольство по поводу любого неугодного ему действия со стороны коллег либо критического замечания в адрес его прозаических сочинений. В таких случаях он раздражённо выкрикивал:
– Брошу всё! Надоели. Как будто только мне одному всё надо. Кручусь, как белка в колесе. И никто этого не ценит.
Его тут же бросались успокаивать младшие по рангу коллеги. И тогда он милостиво ничего не бросал, оставался на месте. В данном случае выходило как раз наоборот нежели в известной поговорке, ибо не Меланьин красил место, а оно его. По этому случаю один из подающих надежды – стихотворец Елисей Горчаков выразился за спиной литературного вожака так:
– Наш Милашка возомнил себя всеобщим заступником, хотя об этом его не просили.
Но что возьмёшь с этого
