главного режиссёра, по недоразумению оказались заколоченными.
– Валька ты снова пьяна или бредишь? Не полтеатра вымерло, а всего лишь некоторые работники сцены, худрук, да гримерша наша задохнулись! – подкорректировала безрадостный отчёт другая актриса с несколько карикатурной внешностью, типаж которой меж тем совпадал с главной красавицей труппы Ланой.
– Кто это фрикуха? – шёпотом поинтересовался у сёстры Лео, давненько не бывавший в театре. И Ангела в трёх ёмких фразах охарактеризовала мамину тёзку, Светлану Германкову, как провинциальную подражательницу фаворитки Канторовича. Бесталанную уроженку далёкого Альметьевска, снискавшей с лёгкой руки Ланы прозвище «Тень отца Гамлета», навязал Петру Ефимовичу кто-то влиятельный из комитета культуры московского правительства. На всё это парень многозначительно выпятил губу и повторно смерил профайлерским взглядом рослую мадам с пережжёнными белыми волосами, а Валькирия обрушила на подстрекательницу шквал истерических обвинений и ругани.
В это время Ангела заострила внимание на единственной трезвой мысли, мелькнувшей в потоке с забористыми оборотами. Как раз на кануне пожара худрук, уставший от коварных интриг в труппе и навязанной бездарности, намеревался деликатно уволить Германкову. Последняя в свою защиту отвечала плачем Ярославны вперемешку со стервозными уколами Настасьи Филипповны.
И даже сейчас, во время трагедии, «тёмная лошадка» только распаляла склоки и горечь катастрофичных для подлинных театралов утрат. Благо этот пожар страстей было, кому погасить уже без главного режиссёра. Авторитарный бригадир спасательного отряда, направляя на актёрскую кучку гидрант с матерными потоками, приравнял конфликтующих и в пятый раз оттеснил всех на три метра.
– Тёть Валя, лучше скажите, с мамой что? Где она, почему вы не вместе?! – с тревогой обратилась Ангела и ещё пунцовая Валькирия, уходя с поля брани, бессильным жестом руки указала на отдалённую карету Скорой помощи.
– Жива и невредима Ланка. Там она, над Ефимычем плачет… Ох-ох-ох, осиротели мы, сукины дети! – надрывно изрекла острохарактерная актриса и, опустившись на корточки с зажжённой сигаретой в зубах, горько зарыдала. Сигарета погасла и выпала изо рта.
– Мам, с тобой всё в порядке? – нежно зашелестело над ухом откуда-то издалека. Рука дочери мягко опустилась на подрагивающее от беззвучных слёз плечо. Лана застыла над телом своего любимого худрука, когда-то давшего ей путёвку в мир искусства, в точь как мадонна из печальной скульптурной композиции «Пьета». В эти мгновения последние искры души покидали умершего руководителя театра, успешно совместившего классическую школу Станиславского с европейским мейнстримом. Десять минут назад фельдшер констатировал остановку сердца, но преданная любимица продолжала упрямо держать за руку достопочтенного старца в обугленной винтажном костюме. Ангела
