депешам и дневнику герцога, внука английского короля Якова II, мы и знаем, как именно Елизавету Петровну разоблачили.
Догадавшись, что царская подруга «лелеет мысль взойти на престол, вышед замуж за царя», Остерман, во-первых, предупредил об опасности А.Г. Долгорукова, своего заместителя по воспитательной части (преемника Р.-Г. Левенвольде), с 8 (19) февраля 1727 г. члена Верховного тайного совета. Вдвоем они выработали тактику дискредитации принцессы. Довольно банальную. Сыну Алексея Григорьевича, Ивану Алексеевичу Долгорукову, с 11 (22) февраля 1727 г. обер-камергеру императора (Бутурлин с того дня генерал-майор), поручили хитрую девицу соблазнить. На придворном балу 3 (14) марта Долгоруков и попытал счастье, приударив за цесаревной. Елизавета ухаживания приняла, но единственно, чтобы распалить ревность Петруши. В свой альков настырного кавалера не впустила. Так что незамысловатая затея с треском провалилась. Импульсивный Иван Долгоруков даже разозлился на вице-канцлера за то, что тот втянул его в авантюру, чуть не рассорившую с ним монарха. Отец с трудом сумел смягчить гнев сына и усадить подле Остермана, чтобы сообща отыскать новый способ уничтожения Елизаветы. Ничего лучше тотальной слежки не придумали. Однако она-то и принесла долгожданные плоды.
Ориентировочно в конце июля шпионы доложили о секрете цесаревны Остерману и Долгоруковым. Воспитатели немедленно уведомили о нем государя. Тот не поверил, потребовал прямых улик. Что именно отроку продемонстрировали, неизвестно. Однако царь убедился в правоте своих гофмейстеров, и гроза над головой дочери Петра разразилась 26 августа (6 сентября) 1727 г., на именины великой княжны Натальи Алексеевны. «На сем празднике все заметили величайшую перемену в обращении царя с принцессою Елисаветою. Прежде он безпрестанно говорил с нею, а теперь не сказал ей ни одного слова и даже ушел не простившись», – записал де Лирия в дневнике. То, что герцог услышал о красавице, повергло в шок. На бумаге запечатлеть обвинения он не осмелился, назвав «разными слухами, разсеваемыми ее врагами». Французский посланник Маньян в реляции от 2 (13) сентября не постеснялся сообщить их в Версаль: «Сближение… ея с одним гренадером, зашедшее, как некоторые полагают… слишком далеко, стало лишать ее со дня на день расположения царя, особенно… с тех пор, как она несколько недель тому назад отправилась пешком на богомолье в монастырь… испросить для этого гренадера исцеления от недуга».
В гренадерской роте Семеновского полка Шубин числился с 21 ноября (2 декабря) 1724 г. Елизавета отлучалась из Москвы с 1 (12) по 16 (27) августа 1728 г. в сопровождении «одной дамы и Бутурлина». Как знать, может, и Петр II в те же две недели инкогнито посетил ту же подмосковную обитель, в шестидесяти верстах от города? 5 (16) сентября принцесса отмечала свое тезоименитство. Петр II приехал только на ужин, а, встав из-за стола, тотчас покинул дворец третьей царской невесты. 7 (18) сентября государь с большой свитой умчался из Москвы в деревню, охотой лечить рану, нанесенную лицемерной Елизаветой[7].
Записки дюка Лирийского и Бервикского. СПб., 1845. С. 21, 23–26, 30–33, 38–41; Осьмнадцатый век. М., 1869. Кн. 2. С. 35, 40, 43–45, 52, 56–59, 84, 101, 103, 104, 108, 110; Сб. РИО. СПб., 1870. Т. 5. С. 297, 300; 1891. Т. 75. С. 137, 138, 234–237.
